Значит, я умерла - [54]

— И на что она обижалась? — продолжил отец. — Мне казалось, мы так с ней близки… Я всегда так ей и говорил: если тебе нужна помощь, только скажи.

И тут я не стерпела.

— Помощь от тебя? Да ты последний человек в мире, к которому кто-нибудь в своем уме станет обращаться за помощью.

— Дейрдре…

— Она хотела сказать тебе, что ты был паршивым отцом, который испоганил своим детям детство. Да, Каро притворялась, делала вид, что все хорошо, а в глубине души, знаешь что? — С каждым вдохом мой голос поднимался все выше, так что под конец я почти кричала: — Она ненавидела тебя не меньше, чем я.

Я вылетела из офиса, грохнув дверью. Каро писала правду — она всегда избегала конфронтаций, а я только ими и жила. Но в тот момент мне просто необходимо было убраться от отца куда подальше. Я пошла к нему только из-за письма, надеялась разузнать что-то о Трэкстонах, — а вместо этого проглотила еще одну порцию горькой правды о нашей семье. К такому развитию событий я не была готова.

Глава 30 Тео

— Что ты делаешь? — спросил я, уставившись на ствол пистолета. Я не столько испугался, сколько удивился. К Мехмету Бадему я пришел, чтобы задать ему несколько вопросов о той ночи, когда умерла Мирей, и вдруг выяснил, что он готов скорее убить меня, чем заговорить.

Бадем смотрел на меня, его рука с пистолетом слегка дрожала.

— Я все про тебя знаю, — заявил он. — Но я не ходил в полицию. И не болтал ни с кем. Зачем ты пришел сюда? Я не дам тебе меня убить.

— Я пришел только поговорить, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно, как будто дуло пистолета вовсе не смотрело мне в грудь. — Мне нужно узнать кое-что о той ночи, когда умерла Мирей Болью.

— Я ее не убивал, — ответил он. — Клянусь тебе, это не я.

Его слова оглушили меня, точно внезапно налетевшая волна. Я пришел к нему с намерением узнать, что он видел; мне и в голову не приходило обвинять его в убийстве.

— Я ни в чем тебя не виню, — продолжил я. — Просто запомнил твое лицо. Я видел тебя в ту ночь, когда умерла Мирей. Ты… мне кажется, ты меня нес. Внес в самолет, где была моя сестра, Джульетта.

Он кивнул:

— Помню ее. Она была злая. Сказала: «Брось его». По-моему, она хотела, чтобы я бросил тебя прямо на пол. Но я посадил тебя в кресло и пристегнул.

— Ну вот, видишь, оказывается, я тебя еще поблагодарить должен… Пожалуйста, опусти пистолет. Я пришел не затем, чтобы навредить тебе. Мне просто нужны ответы.

Бадем так долго смотрел мне в глаза, что мне показалось, будто прошел месяц, когда он наконец, опустил пистолет. Потом закатал нижнюю часть рубахи и показал мне свой тощий торс и две дырки от пуль. То есть дырки, конечно, давно заросли, но на их месте остались сморщенные круглые шрамы, похожие на миниатюрные кратеры.

— Вот что случилось, когда я в последний раз выполнял задание Харриса, — сказал он.

Меня даже передернуло, когда я услышал имя помощника моего отца. Старик вырастил бизнес с множеством ответвлений и закоулков, а Харрис и Клаус помогали ему обстряпывать темные делишки.

— Я бы скорее с утеса прыгнул, чем стал выполнять хоть какие-то поручения Харриса.

— Наверное, и мне не стоило с ним связываться, — ответил Бадем, опуская рубашку. — Но несколько лет жизнь у меня была хорошая.

— Я ищу информацию о той ночи, когда умерла Мирей, сам я ничего не помню. Расскажи мне, что помнишь ты. Пожалуйста, не отказывайся. — В моем голосе прозвучала нотка отчаяния, и Бадем, кажется, услышал.

Он ткнул стволом в сторону дивана, приглашая меня сесть. Я опустился на ту подушку, которую недавно покинул Снупи. Хозяин скрылся в кухонном отсеке и пару минут гремел там посудой. Вернулся он уже без оружия, зато с двумя стаканами и бутылкой прозрачной жидкости. Поставив их на стол, снова пошел на кухню, откуда принес бутылку воды.

— Пил когда-нибудь раки[13]? — спросил он.

— Пил, в Стамбуле, однажды, — ответил я. — С меня хватило.

Он слегка усмехнулся:

— Раки не отрава, просто вкус у нее такой. — Плеснув в стаканы прозрачной жидкости, он разбавил ее водой. Жидкость помутнела. Бадем глотнул, поморщился. — Теперь ты, — сказал он, и я последовал его примеру. Напиток оказался горьким и бодрящим.

— Расскажи, что ты помнишь, — напомнил ему я.

— Я работал в отеле уже лет шесть или семь. Это была хорошая работа, лучшая, какая у меня была в этой стране, — начал он. — Как-то днем пришел Харрис. Сказал, чтобы ночью я был готов и ждал его звонка.

— Погоди, так Харрис был в Берлине? Мы говорим о ночи двенадцать лет назад. Тридцатого января.

— Да, это был Харрис. Обычно я выполнял спецзадания Клауса фон Штрома. Но самые опасные всегда давал Харрис.

Я наблюдал, как мутное облако клубится в моем стакане. Харрис почти всегда был рядом с отцом. А когда я позвонил отцу, он путешествовал. Правда… я не помнил, чтобы я звонил ему; это мне потом рассказали. Так за каким чертом Харрис приперся в Берлин?

— А Харрис не сказал тебе, что ты будешь делать?

— Нет. Сказал только, что будет поздно, но дело не опасное. — Мехмет глотнул еще раки. — В три часа ночи он позвонил. Я жил тогда в Шарлоттенбурге; ехать туда недолго, минут десять. Он подобрал меня, и мы поехали в Митте, район у зоопарка. Там Харрис вышел и велел ждать. Помню, ночь была морозная, а он отключил двигатель. Было жутко холодно, я ждал его целых пятнадцать минут.