Значит, ты жила - [29]

Я услышал, как захлопнулась дверь моей камеры. Сильви только что ушла, не сказав ни слова, оставив меня наедине с моими грезами, догадавшись, что ей в них не было места!

Я вскочил и забарабанил в дверь кулаком.

— Сильви! Сильви!

Мой голос странно отдавался в камере. Надзиратель приоткрыл дверь. Я увидел сквозь щель заключенного, который мыл коридор — звероподобного толстяка.

— Что за крик, Сомме?

— Адвоката!

— Она только что ушла… Это ее вы называете Сильви?

Я не знал, что сказать. Только что я совершил большую оплошность. Все надзиратели на этаже узнают об этом, и я был уверен, что отныне во время визитов Сильви за нами будут подглядывать через «глазок».

Надзиратель захлопнул дверь. Не знаю, сохраняют ли заключенные для тюремщиков свое лицо. Во всяком случае для меня все служащие тюрьмы представляли собой безликую массу в униформе…

Я упорно продолжал воображать себя в отеле…

Глава XIV

На следующий день меня привели в кабинет к следователю Лешуару. Давно уже я не видел его… Этот выход внес некоторое разнообразие в мою тюремную жизнь. По дороге во дворец правосудия я на секунду испытал ощущение свободы. Сквозь зарешеченные окошечки фургона я не мог видеть городского пейзажа, но уличный шум был достаточно красноречив. Я узнавал эти звуки с волнением и наслаждением.

Следователь умышленно оставил меня на несколько дней в покое. Он хотел, чтобы я на досуге поразмыслил о своем деле, и рассчитывал, что я приму решение во всем признаться, а это бы означало его несомненную победу.

— Итак, Сомме, как обстоят наши дела?

— Если позволите, господин следователь, скорее я мог бы задать вам этот вопрос.

Сильви, разумеется, тоже была здесь и выглядела в своей черной адвокатской мантии уныло, как никогда напоминая своим видом больную ворону.

— Ох, что касается меня, — сказал следователь, делая знак секретарю ничего не записывать, — как обстоят у меня дела, вы знаете… Следствие близится к завершению. Полагаю, вы как следует подумали и поняли, сколь тщетны…

Его голос превращался в молитвенный шепот, звучал в моих ушах монотонным гулом, а я и не пытался вслушаться в смысл сказанного. Я рассеянно наблюдал как шевелятся тонкие губы следователя… Слова уже не достигали моего слуха.

Он замолчал. Его губы неподвижно застыли, произнеся последний вопрос, которого я не понял.

— Простите, господин следователь, что вы сказали?

Секретарь в изумлении издал какой-то хрюкающий звук. Он никогда еще не видел, чтоб подследственный с таким равнодушием относился к собственному делу.

— Я просил вас сознаться и честно рассказать об истинных мотивах вашего преступления, Сомме!

— Эти мотивы вам прекрасно известны, господин следователь: ревность!

Лешуар схватил металлическую линейку и принялся постукивать ею по крышке чернильницы.

— Считаю необходимым предупредить вас, Сомме, что ваше упрямство может привести вас прямо на эшафот.

— Спасибо. Но кроме правды мне нечего сказать!

— Значит, вы продолжаете отрицать, несмотря на неопровержимые доказательства, которые…

Несмотря на «неопровержимые доказательства, которые…» я продолжал отрицать. Я стал бы отрицать и любую другую более доказательную истину… Если бы потребовалось, я отрицал бы, что сейчас день, что мы находимся в Париже и что у рубашки следователя подштопан воротничок. В этот день я все отрицал из-за усталости, а не из упрямства.

Все эти люди, занимающиеся моим делом, меня раздражали… То было наше личное дело, мое и Андре. Почему они этого не понимали? Во что они вмешивались, эти людишки?

— В таком случае, Сомме, я думаю, нам нечего больше сказать друг другу… Если вы, как я надеюсь, измените свою позицию, дайте мне знать.

— Мне незачем ее менять, господин следователь…

Ни на кого не глядя, я встал и пошел к двери. Сильви последовала за мной. Когда мы оказались в коридоре, я шепнул ей, пока мои ангелы-хранители надевали на меня наручники.

— Мне надо с вами поговорить…

Она была в нерешительности. Она дулась на меня, во время беседы у следователя нарочно отводила глаза, как только встречалась со мной взглядом. Но все же она обратилась к охраннику:

— Вы позволите?

И взяв меня за руку, потащила в конец коридора к застекленным дверям.

— Что вы хотите мне сказать?

— Что время без вас тянется для меня ужасно долго.

Ее глаза сверкнули.

— Вы говорите правду?

— Послушайте, Сильви… Вы как будто больше не верите мне!

— Да, в самом деле. Вчера я почувствовала, что вы так далеки от меня. Я говорила вам о нас, о том, как все будет потом, а в это время ваши мысли блуждали в прошлом…

— Поставьте себя на мое место!

Она покачала головой.

— Ладно, я приду завтра. Однако мои визиты слишком часты и…

— И что ж? Я хочу вас видеть…

— Хорошо…

Она понизила голос.

— И я, Бернар, тоже нуждаюсь в вас.

К нам приближался охранник.

— Главное, принесите завтра письма, — быстро сказал я Сильви.

Она вздрогнула.

— Зачем?

— Я хочу кое-что проверить.

— Что?

— Кое-что, что могло бы быть очень важно для… для моей защиты… Я объясню вам потом.

Невзирая на это туманное объяснение, в ее душе зародилось сомнение. Удаляясь в сопровождении двух охранников, я чувствовал на себе ее задумчивый и недовольный взгляд.