Злые песни Гийома дю Вентре - [5]

Последний мой сонет: он — о тебе!

42. Из писем

Маркизе Л.

Я болен сплином, модным в этих странах:

Меня томят туманы, и тоска,

И томность бледных рыжих англичанок,

Как палка, длинных, плоских, как доска…

Я как-то заглянул от скуки в «Глобус» 20):

Битком набиты ложи и балкон!

Жрец — в стихаре, в камзоле — Аполлон;

У них бочонок — трон, ведро — колодец…

Я англичанами по горло сыт.

Их чопорный язык, их чванный вид,

Их лошадиный хохот — хуже пытки.

Прощай, мой ангел. Пусть я грустен, пусть!

Лишь бы тобой не завладела грусть:

Люблю. Люблю! — хоть жизнь висит на нитке.

43. Пьеру де Ронсару

Я не завидую тебе, поэт!

Когда бы лавры мне служили целью,

Я б не писал стихов — ни в час безделья,

Ни в час тоски, когда исхода нет.

Не мнишь ли ты, что озарит потёмки

И в памяти людской оставит след

Твой тонкий, твой изысканный сонет?

А что, коль злопыхатели-потомки

Иную вспомнят из твоих ролей:

Кого христианнейший из королей,

Палач, герой парижского пожара,

Имел в наставниках? — Ах, да: Ронсара!..

…Я пошутил. Ведь не дурак народ,

Ты прав — и будет всё наоборот…

44. Бессонница

Маркизе Л.

Мороз начистил лунный диск до блеска,

Рассыпал искры снег по мостовым.

Проснётся Вестминстер совсем седым,

А львы у Темзы — в серебристых фесках.

Святого Павла разукрасил иней,

Преобразил трущобы в замки фей.

Немые силуэты кораблей

Окутаны вуалью мглисто-синей.

Биг-Бен спросонья полночь пробубнил —

Я всё бродил по пристани в печали,

Рассеянно сметая снег с перил…

Я неминуемо замёрз бы там,

Когда бы кровь мою не согревали

Любовь к тебе — и ненависть к врагам.

45. Поэт в раю

Ворчал апостол у преддверья рая,

Но я толкнул нетерпеливо дверь:

«Заткнись, старик! Я — дю Вентре, ты знаешь?

И я всего на миг сюда, поверь!»

Как пели ангелы вкруг Бога звонко!

И каждый кланялся, и каждый льстил…

Взглянув на всё, я тихо загрустил

О Франции, бургонском, о девчонках…

Увидел Бог: «Да ты судьбе не рад?!

Сакр-кер! Желаешь прогуляться в ад?

Уж там тебя покорности научат!»

— О нет. Господь! Здесь прямо… как в раю!

Ей-богу, счастлив я!.. Но всё же лучше

Вернусь-ка я во Францию мою!

46. Письмо к другу

В такие дни, гнетущие, как камень,

Часами я сижу перед окном,

Измученный туманом и дождём,

Свинцовый лоб сжимая кулаками.

Тоскую. Писем нет. И нет Агриппы —

Мне не с кем ни дружить, ни воевать.

Лишь изредка заходит пьяный шкипер:

Его хандра — моей тоске под стать.

Ему не по нутру мои сонеты —

Мы с ним молчим и мрачно глушим ром.

Агриппа, друг, пойми: тебя здесь нету,

И некого мне обзывать ослом.

В такие дни — считай меня пропащим…

Писал бы ты, vieux diable 21), хоть почаще!

47. Голубиная почта

Маркизе Л.

Пусть принесёт сорока на хвосте

Из дальней Англии мои остроты —

Они скупы, они совсем не те:

Смеюсь лишь над собой, и то — для счёта

Пусть пересмешник-дрозд, залётный гость,

Треща и щёлкая у окон Ваших,

Вам передразнит желчь мою и злость —

Посмейтесь… и поплачьте над вчерашним

Я так любил Вас!.. На закате дней

Тоске не выжечь память едким дымом!

Так пусть хоть птицы, пролетая мимо,

О верности, о нежности моей —

Отчизне скажут и моей любимой:

Сейчас люблю их в сотни раз сильней!

48. Воспоминания

Сокровища моих воспоминаний

Не погрузятся в Лету небытья,

Не растворятся в лондонском тумане…

Моя Гасконь! — Нет: Франция моя!

Стихи мои — лишь эхо волн Бретони,

Шурша, кладущих завитки гребней

На прибережья жаркие ладони…

Что на земле дороже и роднёй?!

Как позабыть мой город — мой Париж,

Изящный, легкомысленный и страшный;

Наваррских гор задумчивую важность,

Гасконских утр серебряную тишь!

Горька судьба, и горек хлеб изгнанья.

Но горше их — мои воспоминанья…

49. Зверинец

Завёл меня мой шкипер в цирк бродячий.

Глазея в клетки, я зевал до плача.

«Вот кобра. Ядовитей не сыскать!»

— А ты слыхал про королеву-мать?

«Вот страус. Не летает, всех боится».

— Таков удел не только данной птицы.

«Узрев опасность, прячет нос в песок».

— И в этом он, увы, не одинок!

«Вот крокодил, противная персона:

Хитёр и жаден.» — Вроде д'Алансона…

«Гиена. Свирепеет с каждым днём!»

— А ты знаком с французским королём?

Пойдём домой! Напрасно день потерян.

Поверь мне: в Лувре — вот где нынче звери!

50. В изгнании

Огонь в камине, бросив алый блик,

Совсем по-зимнему пятная стены,

Трепещет меж поленьев — злобный, пленный.

И он к своей неволе не привык.

Во Франции — весна, и каждый куст

Расцвёл и пахнет трепетным апрелем.

А здесь в апреле — сырость подземелья,

Мир вымочен дождём, и нем, и пуст…

Лишь капель стук по черепицам крыши

Звучит в ночи. И сердце бьётся тише —

Смерть кажется желаннейшим из благ…

Нет, не блеснуть уж вдохновенной одой:

Родник души забит пустой породой.

…И лишь рука сжимается в кулак.

51. Мечты

В семнадцать лет кто хочет умереть?..

Я думал: что мне лавры Ариосто 22) —

Я гений сам! Я проживу лет до ста,

А там посмотрим, стоит ли стареть.

От дураков и слишком умных прячусь

В седой парик, в грим старческих морщин,

Чтобы никто, имущий власть и чин,

Не разгадал вовек моих чудачеств.

Жизнь исчерпав, свершу метаморфозу:

Приму глубокомысленную позу

И — бронзой став — издам последний вздох.

…Сейчас мне двадцать. Я б хотел случайно

Исчезнуть — так, чтобы осталось тайной,

Под чьим забором блудный бард издох.

52. Ноктюрн

Маркизе Л.

Прости, что я так холоден с тобой, —