Зловредная жертва - [6]

Нет, не выдающаяся грудь и чувственные губы будили его мужское эго. Сама аура, витающая вокруг этой женщины, призвана была будоражить чувственность мужчин и дух соперничества у женщин.

«Опять Иришка будет нервничать», – с досадой подумал Игорь, машинально воспринимая информацию о знакомых бабы Аси.

– Кроме Таисии Петровны и Пелагеи Львовны, или тети Паши, как все ее зовут, бабушка общалась, вернее, общается с Борисом Ильичем Садиковым. Это заслуженный пенсионер, живет в смежной с ней квартире. Они просто неразлучны, мы даже подумывали, что у них роман, – нервно хихикнула Сашенька.

– Я хотел поинтересоваться у него, не знает ли Борис Ильич что-нибудь о бабе Асе, но не далее, как сегодня утром, он уже посылал проклятия в адрес Александры. Кричал, что по ней нары плачут и что-то о невинной загубленной душе, – продолжил Модест.

– Очень хорошо, что не поинтересовались, – прервал его Игорь, – не надо без моего ведома предпринимать никаких шагов. Расскажите-ка поподробнее об этом Садикове.

– Да нечего рассказывать. Один из тех типов, которые не дают никому житья, маются старческой бессонницей, а утром строчат жалобы в органы внутренних дел на всех окружающих, позволивших себе ночью, пардон, спустить воду в сливном бачке. Его даже в правительстве Тарасова знают: еженедельные проекты о способах переустройства общественного строя, присылаемые на имя губернатора, в приемной читают как бестселлеры.

– Так-так-так, – заинтересованно постучал карандашом по столу Игорь, – прекрасно. Можете вспомнить что-нибудь еще?

– Да так просто и не скажешь, – задумался Модест, – но если что-нибудь вспомним, то обязательно поставим вас в известность. А сейчас, если позволите, мы хотели бы попрощаться. Дело в том, что у нас деловая встреча, и мне не хотелось бы опаздывать.

Игорь проводил посетителей до двери, попутно отметив оценивающий взгляд, которым окинула Ирина Сашеньку, и галантно попрощался.

– Игорь, – не терпящим отказа голосом позвала его Ирина, как только за гостями закрылась дверь.

– Сейчас, малыш, перекинусь с бабусей парой слов и уделю тебе столько времени, сколько пожелаешь, – заискивающе улыбнулся Игорь, с удивлением чувствуя в себе какую-то тщательно скрытую в подсознании вину.

Почти жена ничего не ответила, только демонстративно, но аккуратно, чтобы не повредить штукатурку, хлопнула дверью спальни.

– Что думаешь, – баба Дуся? – спросил Игорь, уже предчувствуя, что ответ подчиненной совпадет с его выводом.

– Сколько волка не корми, а он все равно смотрит, – выдала очередной «перл» бабуся.

– Не понял, – искренне удивился Игорь. Он никак не мог привыкнуть к непредсказуемости своей родственницы. Это ты о визуальном наблюдении, что ли?

– Уж не знаю, как там у городских это наблюдение называется, может, и визуальным, но в деревне Вражино это называется на титьки пялиться.

– Как вы можете такое говорить, баба Дуся, – вздернул бородку Игорь, постаравшись придать дрогнувшему голосу побольше убедительности и одновременно посылая трусливый взгляд в сторону спальни, – и вообще, я спрашиваю, что вы думаете по поводу следствия! Визуальное наблюдение у эрудированных людей подразумевает глазное наблюдение, то есть слежку с помощью глаз, то есть глядение, то есть… тьфу ты, совсем меня запутали, – рассердился вконец Игорь.

– То-то же, – погрозила ему пальцем старушка. – Ладно, иди, грехи замаливай, а я пойду делать твое визуальное наблюдение за этим старым хрычем, который гигиену не любит.

Она надела летнюю униформу для слежки, представляющую собой зелененькое платьице в бежевых бликах, и выскочила за дверь.

Игорь задумался над очередной загадкой не по делу, которые любила подкидывать ему бабуся, и только догадавшись, что нелюбовь к гигиене, по мнению старушки, выражалась в кляузах на шумных соседей, пользовавшихся по ночам сливным бачком, направился к двери, за которой его ждало неминуемое возмездие.

* * *

Иришка лежала на огромной двуспальной кровати. Ее глаза, до краев наполненные страданием, никак не прореагировали на приход возлюбленного. Она лежала такая маленькая, такая беззащитная, что сердце Игоря наполнилось смесью жгучего сострадания и захватывающего дух влечения.

– Что, котенок? – заискивающе спросил он.

Ира молча перевела взгляд на мужчину, который составлял смысл ее существования. Чаши глаз, сменив горизонтальное положение, выплеснули часть страдания в виде хрустальной слезинки, медленно скатившейся по щеке.

– Настроение испортилось? – попытался ухватиться за соломинку уже начинавший раскаиваться грешник.

Звенящая тишина была ему ответом.

– Что-нибудь не так на работе? – все еще надеялся он.

Никакой реакции.

– Голова разболелась? – ухватился за последнюю непотонувшую соломинку Игорь.

– Скажи, – медленно, продлевая пытку, проговорила Ирина, – ты хоть когда-нибудь любил меня?

– О чем ты, родная, – засуетился Игорь, обрадованный тем, что жуткая тишина хоть на что-то сменилась, – я и сейчас люблю тебя.

– За что? – потребовала ответа женщина.

– Что за что? – страдалец судорожно пытался сообразить, какого ответа требует от него возлюбленная.