Злая зима - [50]

Эльза застучала топором, но вскоре бросила взгляд за плечо, остановилась.

Брун стоял к ней спиной, опершись руками на толстую сосну. Позвоночник медленно выгибался, лопатки расширялись. Кожа быстро темнела, обрастая шерстью. Черные когти впились в шершавый ствол, соскользнули вниз, оставляя светлые полосы. Медведь опустился на четыре лапы, повернулся к Эльзе. Ноздри черного носа расширились, втягивая ее запах. Она непроизвольно сжала топорище крепче, а медведь вдруг повалился на спину и поерзал на снегу, дрыгая лапами, как щенок.

Эльза рассмеялась и, воткнув топор в поваленное дерево, подошла ближе. Медведь поднялся, отряхнулся по-собачьи, встал за задние лапы, опершись передними на многострадальную сосну, и поцарапал ее, как кошка. Эльза присела на краешек поваленного бревна, наблюдая за медведем, а тот повернулся, подошел к ней и бухнул мохнатую голову на колени.

Эльза охнула от тяжести, запустила пальцы в густую шкуру, почесала загривок. Медведь заурчал, прикрыв глаза, поднял голову и ткнулся влажным носом ей в щеку, лизнул шершавым языком. Эльза рассмеялась, отпрянула, едва не съехав с бревна.

– Брун! Ты меня обслюнявил! – воскликнула она, вытирая щеку рукавом.

Медведь мотнул башкой и потрусил в лес. Эльза снова взялась за топор, иногда поглядывая за елки, где то и дело мелькала бурая шкура. Стащив бревна на середину поляны, с сомнением оглядела получившуюся кучу.

– Неплохо, – сказал Брун за ее спиной. Он успел надеть штаны и, сев на бревно, вытащил носки из ботинок. Вдоль позвоночника постепенно таяли темные островки шерсти. Обувшись, он сходил в машину и вернулся с коробком спичек. Раскидав бревна, сложил их заново, сунув вглубь черную руку Бальтазара и прикрыв ее ветками.

– А если она сгорит? – спросила Эльза, отводя взгляд от голого торса оборотня.

– Да и фиг с ней, – ответил Брун. – Давай пропишем в твои служебные обязанности – чесать мне спину по требованию.

– А в твои – держать руки при себе.

Брун вынул из кармана смятый чек, скрутил его, поджег и сунул в костер. Тонкие палочки занялись, и белый густой дым потянулся к темнеющему небу. Робкое пламя задрожало, обуглило еловую ветку, лизнуло бок полена.

– Садись, – Брун похлопал по бревну рядом с собой.

– Тебе не холодно? – спросила Эльза, присаживаясь рядом, протянула озябшие руки к занимающемуся огню.

– После оборота жарко, – ответил он, взял ее руки в свои ладони, и Эльзе показалось, будто она сунула их в горячий песок. – Сейчас бы еще картошечки запечь…

– Картофель, запеченный с вампирской рукой? – удивилась Эльза. – Да ты гурман!

– Я почему-то думаю, что с ней ничего не случится, – ответил Брун.

– Веришь в сказки?

– А ты, значит, думаешь, что она сгорит?

Эльза посмотрела на пламя, разгорающееся все жарче. По телу пробежало забытое ощущение тепла. Или это от горячих пальцев, поглаживающих ее ладони?

– Раньше, до принятия закона об уравнении в правах, на вампиров охотились. Отсечение головы, кол в сердце и огонь – самые верные способы их убить.

– Но не Бальтазара, – возразил Брун.

– Потому что так говорил пастырь с вырезом до сосков?

– Потому что так моя мама говорила.

Эльза замялась, посмотрела на Бруна.

– А где она?

– В спячке.

Эльза облегченно выдохнула.

– Слава богу! Я боялась спрашивать. Как хорошо, что у тебя есть близкий человек!

– Да, – задумчиво сказал Брун, глядя на огонь. – Так что, спорим? Ты говоришь, что рука сгорит, я – что нет.

– Спорим.

– На желание. – Он повернулся к ней, ухмыльнулся, и Эльза почувствовала, что щекам стало еще жарче.

– У тебя опять приход после оборота? Зачем ты меня лизнул, кстати?

– Очень захотелось, – улыбнулся он. – Я и сейчас еле сдерживаюсь.

Эльза дернулась, чтобы отсесть подальше, но он обнял ее одной рукой, крепко держа ладони второй. Эльза опустила глаза, уткнулась взглядом в широкую волосатую грудь и снова посмотрела вверх.

– Отпусти! – потребовала она, и Брун нехотя убрал одну руку, все так же грея ее ладошки. – Давай так – на желание, но без тактильного контакта.

Брун недовольно поджал губы.

– Идет, – он потряс ее ладони, закрепляя договор.

– И если рука сгорит, а судя по дыму – так и будет, ты мне споешь, – улыбнулась Эльза.

– Это еловая ветка дымит, влажная попалась, – ответил Брун. – И ты совсем себя не жалеешь, Эльза. Обычно, когда я пою, люди умоляют прекратить.

– А ты бы что загадал?

– Ты мне поставила серьезное ограничение. Может, загадать, чтобы ты станцевала?

– Танцы – тоже не самая сильная моя сторона, – ответила Эльза и, вытащив ладони из хватки Бруна, сгребла горсть веток и подбросила их в костер. Огонь жадно обнял их, взмыв снопом искр.

– Мне понравилось, как ты танцевала вчера. На тебя приятно смотреть.

– А на тебя холодно, – бросила она на него быстрый взгляд. – Оденься уже!

– Слушай, такое чувство, что меня-медведя ты боишься меньше, чем меня-человека.

– Наверное, – согласилась она. – Человеком ты кажешься опаснее.

– Но это же ерунда. Ты гладила медведя, а к мужчине и прикоснуться боишься! Я не кусаюсь!

– Да ладно! – с сарказмом воскликнула она.

Он взял ее ладонь, положил себе на грудь. Эльза поначалу отдернула руку, но, помедлив, запустила пальцы в жесткие волоски, покрывавшие тело. Очертила грудные мышцы, прикоснулась к гладкой полоске под ключицами.