Ночь холодна, а воздух тяжел от влаги – как всегда в этом вшивом крысином городе. В любое время года. В любой сезон, будь то зима или лето, месяц Тепла, месяц Кланов, месяц поганой Тьмы, – Дануолл, столица Островной империи, великая и серая метрополия, крупнейший город в мире, все такой же холодный, промозглый, жуткий, а жизнь тех, кто зовет его улицы домом, трудна и коротка.
Девочка знает это слишком хорошо. Иногда она даже не может вспомнить, сколько уже провела на улицах, не может вспомнить ничего, кроме отдельных моментов, о своей предыдущей жизни – той, что была до холода, сырости и попыток выжить.
Иногда все, что она помнит о днях, оставшихся далеко позади, мелькает проблесками перед ее внутренним взором: образ матери, с резкими и истощенными чертами лица, вечно жестокой и злой, с единственным верным и постоянным спутником – бутылкой вонючей выпивки, которая стоит больше, чем пропитание для нее и дочери на неделю. Голос, твердый, как костлявые кулаки, и кожа на костяшках рук матери, раз за разом красневшая от разбитых скул дочери. Раз за разом.
«Это не мои воспоминания, – твердит себе девочка. – Это байка, которую рассказывают у гаснущего огня в старом баке для ворвани или в темной подворотне. Байка, которую мог бы поведать любой из горемык, молодых и старых, что ночь за ночью сбиваются вокруг вонючего пламени в поисках тепла».
Но эти воспоминания – правда. А ложь – то, что она не может их воскресить. Она и сама это понимает. На самом деле она помнит всё.
Как бы ни старалась забыть.
Она еще дитя – почти дитя, – но повидала больше, чем стоило бы видеть ребенку. Есть и другие, подобные ей – девочка знает по меньшей мере двоих своего возраста, живущих на улицах Дануолла. И еще есть банды – Шляпники, Банда Бутылочной улицы… Члены некоторых тоже подростки, почти дети, но многие куда старше – они долго выживали в городе, объединяясь друг с другом в борьбе с ним.
Хорошая мысль. Она надеется однажды привлечь их внимание своими навыками. Надеется однажды найти среди них свой дом, а может, и друзей. Другие – те, кто разжигает костры и жмется друг к другу, чтобы пережить еще одну ночь… ну, они не друзья. Они делятся своими историями, но редко – именами, да и байки о прошедшем – не более чем байки, выдуманные лишь для того, чтобы заслужить место у огня и право на еще одну ночь в относительной безопасности. Все слишком заботятся о выживании, чтобы обращать на это внимание, да и кому нужно чье-то прошлое?
Важно только то, что здесь и сейчас.
Важно только выжить. Каждая ночь – это битва, иногда в самом прямом смысле.
Как сегодня.
Вот трое мужчин – не в униформе, но на всех туники с капюшонами, и девочка видит, что капли недавнего дождя цепляются за накидки из вываренной шерсти. Люди похожи на парней из Городской стражи – может, это они и есть. Но сегодня они выжидают, вместо того чтобы действовать. Она это чувствует. Предчувствие гибели разлито в воздухе, потенциальное насилие звенит в ночи, будто таинственное электричество, пока они ждут в подворотне и следят за баром на углу.
Несмотря на поздний час, на улице не так уж темно. Напротив, после дождя тучи разошлись, и полная луна омывает город серебром.
Девочка держится в укрытии, наблюдая за троицей. В этом она хороша – умеет пользоваться перекошенными углами древнего города, чтобы оставаться невидимой и днем, и ночью. Этому пришлось поучиться, но учеба давалась ей легко и естественно. Возможно, это побочное последствие ее воспитания – необходимость сызмальства прятаться от матери превратилась в инстинкт, хотя сама девочка того даже не заметила. А возможно, он у нее от рождения, этот дар скрытности, ловкости и изворотливости. Дар, который сослужил ей добрую службу в последние годы на улицах Дануолла.
Девочка всматривается в людей на другой стороне улицы. Она искала их, хотя и не хочет в этом себе признаваться – ведь если это правда, она будет вынуждена признать кое-что еще. Она понятия не имеет, что будет делать, обнаружив их, но пока наблюдает. Мужчины тихо переговариваются, под капюшонами блестят глаза и зубы.
Они ли это? Те самые, что спокойно стояли, пока тот негодяй пялился на Дейдре, а его спутник обзывал их обеих портовыми таракашками? Те самые, что смотрели и улыбались, когда ублюдок из Серконоса в меховом воротнике размахнулся тростью с серебряным набалдашником и размозжил череп Дейдре, в то время как его спутник все смеялся, смеялся и смеялся?
Она заставляет себя не отмахиваться от воспоминания, пока отголоски ужаса той ночи прокатываются в голове. Там были два денди из Серконоса и три офицера из Городской стражи – их привел на место преступления патруль.
Только это было не преступление. Только не в Дануолле – здесь, убив уличного беспризорника на глазах служителя закона, можно лукаво подмигнуть и откупиться парой монет.
