Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - [94]

Секунданты в белых брюках и рубашках ставят оцинкованные ведра в противоположных углах ринга. В воздухе разносится запах скипидара и карболовой кислоты.

На ринг поднимается мужчина в сером костюме с гвоздикой в петлице.

«Ее мать увидела меня, когда я…»

Мужчина с гвоздикой в петлице подносит ко рту мегафон:

— Полутяжелый вес… Ла Плата… рефери матча…

Полуголые боксеры — синеватые подбородки, короткая стрижка, словно бы вялые руки с черными шарами вместо кистей — улыбаются, приветствуя друг друга и придерживая свободной рукой махровый халат, закрывающий ноги до щиколоток. Рефери что-то отечески говорит им в самые уши, они утвердительно кивают головами.

«Не могла ее мать меня не увидеть».

Тонкий голосок кричит из-за судейского стола:

— Секунданты — за ринг!

Звучит гонг. Черный шар перчатки отделяется от лица, и на лице остается розовое пятно.

Бальдер беспокойно ерзает на месте: «Ее мать, должно быть, увидела меня, когда я выходил из вагона».

Брек!..

Одинокий голос бормочет за спиной Бальдера:

— По сердцу, Артуро… по сердцу… Вот так, Артуро.

Бальдер вскакивает с места вместе с соседями по ряду. На ринге один человек дубасит другого, нанося ужасающие удары в солнечное сплетение.

Со всех концов летят громкие крики:

— Давай, Ла Плата! Он поплыл!

Бальдер падает обратно на скамью, снова охваченный беспокойством: «Ее мать меня видела… Ну что мне стоило отойти от Ирене минутой раньше! Почему я не отошел? Всего одна минута!»

Тот же зритель за спиной Бальдера ворчит себе под нос:

— Прямым, Артуро, прямым…

Бьет гонг. Боксеры расходятся.

Секунданты склоняются к подопечным каждый в своем углу, массируют им мышцы ног, в воздухе кружатся полотенца. Боксеры делают глубокие вдохи.

Снова тонкий голосок:

— Секунданты — за ринг!

Гонг.

Тонкие руки с черными шарами. Синеватые подбородки. За рингом — белые стены, пятна человеческих лиц, горящие глаза, толстые сигары в уголках перекошенных ртов. Один из боксеров улыбается. Другой — сплевывает кровь. Удары в грудь звучат, как стук резиновых молотов. В воздухе мелькает черная молния, голова откидывается в сторону, перчатка пролетает в сантиметре от скулы…

Бальдер думает: «Ну почему я не отошел от нее минутой раньше? Всего минута, одна минута, и можно было бы всего избежать».

— Прямым, Артуро… Не спеши…

Человек падает на колени. Кулак боксера в зеленых трусах отделился от челюсти боксера в черных трусах. Плоское бледное лицо качается в воздухе.

«Уйди я минутой раньше, ничего бы не было. Каково теперь Ирене?»

Одно лицо прижимается к другому, то, которое бледней, довольно улыбается. Одна рука держит соперника за поясницу. Черный шар дубасит по почкам.

— Э-э-эй! Неправильно-о-о-о! Запрещенный удар! Э-э-э-эй!

Рефери выговаривает боксеру в зеленых трусах.

Гонг.

«Если б я ушел минутой раньше! Как можно быть таким олухом? Бедняжка Ирене! Как заплыл у него глаз!»

Полотенца крутятся, задевая грудь и лицо боксеров. Чья-то рука держит компресс на фиолетовом глазу боксера в зеленых трусах. Грудь его вздымается в глубоком вдохе, затем воздух со свистом выходит через нос, губы сжаты, корпус распрямляется на табурете в углу ринга.

Бальдер крутит головой.

Челюсти жуют жвачку. Шляпы нахлобучены на лоб. В первом ряду напротив ринга — видные люди города: художники, писатели, спортсмены, политические деятели, журналисты. Синий табачный дым медленно поднимается к девяти тысячам свечей, сверкающим над кровавой парусиной ринга.

— Секунданты — за ринг!

Звучит гонг.

Четыре руки, переплетаясь, молотят лица. Бальдер машинально откидывается назад. Он видел, как прошел удар, который должен был повергнуть боксера в зеленых трусах. Тот мягко уходит, изогнувшись, как балерина, и одним прыжком откидывается на канаты. Его соперник прыгает, как резиновый, на цыпочках — Ла Плата выжидает удобного момента, делая финты.

Одинокий ворчун продолжает:

— Перемени стойку, Артуро. Бей по корпусу…

Бальдер все еще не может понять, который из них Артуро.

«Если бы я отошел минутой раньше, этого не случилось бы. А теперь я ее больше не увижу».

Брек!

Из толпы несутся вопли:

— Давай, Ла Плата, он спекся! О-о-о! Э-э-эй! — Надрывные, истошные крики: — Ла Плата-а-а! Артуро-о-о! Держи его на дистанции, Артуро! Ла Плата-а-а! Плата-а-а-а-а!

Зрители вскакивают на ноги.

Человек с фиолетовым глазом рухнул на колени. Рефери, подняв руку, считает, предостерегающим жестом показывая счет на пальцах другой руки:

— …пять… шесть… семь… — в толпе слышны отчаянно-радостные крики, — восемь… девять…

Человек поднимается с колен и, прикрыв локтями солнечное сплетение, прячет лицо за черно-красными шарами перчаток.

Гонг.

«Ее мать меня увидела. Не может быть, чтобы не заметила. Конечно, заметила!»

Снова в воздухе запах скипидара и карболки. В углах ринга вихрем взметнулись полотенца. Ладони секундантов массируют икры боксеров.

Один глаз у Артуро совсем заплыл.

Бальдер смотрит на него. На бледном лице, которое довольно улыбалось в клинче, остался открытым только один глаз. Другой превратился в твердую лиловую опухоль. Из рассеченной губы сочится кровь.

Тонкий голосок невидимого судьи-хронометриста кричит:

— Секунданты — за ринг!