Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - [16]
— Славное дельце.
— Славное.
— Лусьо, а что, если пока оставить все у тебя!
— Не глупи, завтра же всё скинем.
— Сколько лампочек вышло?
— Тридцать.
— Славное дельце, — повторил Лусьо. — А книжки?
— Я прикинул — на семьдесят песо, — сказал Энрике.
— Сколько времени, Лусьо?
— Около трех.
Нет, было еще не так уж и поздно, но усталость, тьма и безлюдье вокруг, горечь в душе и капли, стекающие за шиворот, — все это делало ночь бесконечной, и Энрике сказал упавшим голосом:
— Да, очень поздно.
Вконец измотанные и промерзшие, мы вошли в дом Лусьо.
— Тихо, ребята, — старухи проснутся.
— Где спрячем?
— Погодите.
Осторожно приоткрыв дверь, Лусьо проскользнул внутрь и зажег свет.
— Заходите. Вот мои апартаменты.
Обстановка комнаты состояла из шкафа, белого ночного столика и кровати. Над изголовьем, раскинув изломанные умоляющие руки, висел Черный Иисус, а с карточки на стене коленопреклоненная Лида Борелли[10] возводила к потолку скорбный взгляд.
Без сил мы повалились на кровать.
Под глазами залегли темные круги; лица осунулись. Остекленевший взгляд не мог оторваться от белой поверхности стены, то близкой, то далекой, как в фантастическом бинокле жара.
Лусьо спрятал свертки в шкафу и, задумчиво обхватив колено руками, уселся на край стола.
— А «География»?
И вновь воцарилось молчание, сковав наш подмокший энтузиазм, обескровив лица, выскальзывая из посиневших от холода рук.
Я резко поднялся и, мрачно глядя на белую стену перед собой, сказал:
— Дай револьвер, я пойду.
— Я с тобой, — отозвался Ирсубета, и мы — две молчаливые понурые тени — затерялись в темноте улиц.
Я уже почти разделся, как вдруг раздались три повелительных удара в дверь, три исступленных удара, от которых дыбом встали волосы.
В голове мелькнула безумная мысль:
— Меня выследили… это полиция… полиция, — страх душил меня.
Громогласный удар повторился трижды, еще более смятенный, еще более неистовый, еще более неумолимый.
Я взял револьвер и подошел к двери.
Не успел я отворить, как Энрике буквально упал на меня. Несколько книг рассыпались по полу.
— Закрывай, скорее… за мной гонятся… закрывай, Сильвио, — хрипло пробормотал Ирсубета.
Я потащил его на галерею.
— Что случилось, Сильвио, что случилось? — испуганно крикнула из своей комнаты мать.
— Ничего, успокойся… Энрике подрался, увязалась полиция.
В ночной тишине, которая, казалось, была заодно с рыщущим правосудием, прозвучала трель полицейского свистка и частый стук копыт. И вновь — на этот раз ближе — раздались ужасные свистки.
Серпантином взвивались призывные звуки погони.
Скрипнула соседская дверь, послышались голоса; мы с Энрике в темноте, дрожа, прижались друг к другу. Тревожные свистки доносились отовсюду — бесчисленные, угрожающие; звуки зловещей охоты долетали до нас; цоканье копыт в бешеном галопе, резкий разворот на скользкой мостовой и — возвращение по следу. А преступник был здесь, я прижимал его к себе, дрожащего от страха, и безмерное сострадание к сломленному подростку переполняло меня.
Я потащил его к себе. Зубы у него стучали. Дрожа, он упал в кресло; широко раскрытые, как бы удивленные глаза уставились на розовый абажур.
Снова проскакала лошадь, но так медленно, что, казалось, вот-вот остановится у нашего дома. Но наконец седок пришпорил ее, и редкие трели свистков окончательно стихли.
— Дай воды.
Я протянул ему бутыль с водой. Он пил жадно, громко глотая. Оторвавшись, перевел дыхание.
Не отводя остекленевших глаз от розовой материи, он улыбнулся странной, неуверенной улыбкой человека, очнувшегося от кошмара.
— Спасибо, Сильвио, — сказал он, все так же улыбаясь понемногу оттаивая, уверовав в неожиданное чудо спасения.
— Ну, рассказывай!
— Вот. Я шел но улице. Никого. Сворачиваю на Южную и вижу: у фонаря — полицейский. Я встал, а он кричит: «Что несете?» Я ничего не ответил, бросился, как сумасшедший. Он за мной, но не догнал, из-за плаща… стал отставать, и вдруг еще один, на лошади… и — свисток, тот засвистел в свисток. Я поднажал, и вот…
— Видишь… Все потому, что не оставили книги у Лусьо!.. «Сцапают!» «Сами ночуйте в клетке!» А где книги? Ты их не выронил?
— Там, в коридоре.
Маме пришлось объяснить все так:
— Ничего страшного. Просто Энрике играл с ребятами в биллиард и зацепил сукно кием, случайно. Денег не было — ну, хозяин и расшумелся.
Мы собрались у Энрике.
Рыжее солнце прокралось через разбитую форточку в притон старых марионеток.
Энрике задумчиво сидит в углу; глубокая поперечная морщина залегла на лбу. Лусьо курит, устроившись на ворохе грязного белья, и легкое облачко сигаретного дыма заволакивает его бледное лицо. От соседей, из-за уборной, слышна музыка: кто-то наигрывает на пианино вальс.
Я сижу на полу. Безногий солдатик в красно-зеленой форме глядит на меня из помятого картонного дома. Сестры Энрике сварливо ругаются с кем-то на улице.
— Ну, и?..
Энрике поднимает свою благородную голову и смотрит на Лусьо.
— Так что?
Я смотрю на Энрике.
— А ты как думаешь, Сильвио? — снова спрашивает Лусьо.
— Надо выждать, и так наделали глупостей, можно засыпаться.
— Позавчера просто повезло.
— Да, дело ясное, — и Лусьо в сотый раз с удовольствием перечитывает газетную вырезку:
Весной 2017-го Дмитрий Волошин пробежал 230 км в пустыне Сахара в ходе экстремального марафона Marathon Des Sables. Впечатления от подготовки, пустыни и атмосферы соревнования, он перенес на бумагу. Как оказалось, пустыня – прекрасный способ переосмыслить накопленный жизненный опыт. В этой книге вы узнаете, как пробежать 230 км в пустыне Сахара, чем можно рассмешить бедуинов, какой вкус у последнего глотка воды, могут ли носки стоять, почему нельзя есть жуков и какими стежками лучше зашивать мозоль.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.