Злая фортуна - [36]

Добрая половина, населяющая этот лагерь, всегда отсутствует дней на десять. Это значит — они на буровой, куда их отвозят на вертолете. Каждый день заявляются новые партии человек по десять, в смоляных полушубках, пропитанных нефтью, и мокрых унтах. А это значит — они вернулись с работы и теперь будут столько же дней отгуливать — пить водку. Никто из них не желает знать, где его комната, собираются стихийно в любой из них, и начинается дикая попойка, где все равны и уважаемы друг другом.

В одну из таких попоек обидели мальчика. Он пришел в гости из соседнего барака и сидел скучал, дожидаясь приятеля. Послышался топот в коридоре, как будто гнали табун лошадей. Дверь отворилась, с шумом ворвалась ватага страшных людей, у которых сверкали только зубы и глаза.

Ломали черными руками белый хлеб. Нашлось два огурца и десяток яиц. Яйца были бережно вынуты из кармана, их осторожно положили на подоконник, словно они могли взорваться. Появился ящик водки, забитый снегом и стружкой. Стола не было, расположились на стульях, закуску удобства ради клали на пол и наклонялись за ней. Откуда-то появились собаки, привыкшие циркулировать из двери в дверь, и выжидали, пока им бросят рыбий позвоночник. Пили много и жадно.

Мальчик не дождался товарища, просидел на койке весь вечер и собрался уходить. Этот мальчик был полукров, а потому отличался своеобразием. Оливковое нежное лицо носило вороватое выражение. Крупные глаза цвета серого мрамора были внимательные и лживые. Длинные волосы под кружок, гладко причесанные, делали его похожим на Гоголя. Ему не нравилось, когда его так называли, он возмущался и обижался на каждого, кто посмел произнести это.

Гоголь купил ящик водки, воспользовавшись завозом продуктов, и стал прятать его под койку, на которой напрасно просидел столько времени. Ящик был тяжелый, Гоголь не удержал его и загремел вместе с ящиком. Гуляки, почувствовав огненную воду, набросились на Гоголя и стали отнимать ящик. Гоголь проявил образец мужества, словно отстаивал полковое знамя. Но, сколько он ни сопротивлялся, его силенки быстро истаяли, и он долго не мог противостоять жадной орде. Он топал ногами, звал на помощь и был порывист в движениях.

Когда обессилевшая жертва, которую насилуют, не может больше сопротивляться, она уступает силе. Гоголь смирился, притих и сидел как волчонок, не желающий приручаться. Ему налили целый стакан. Гоголь храбро выпил его до дна. Потом налили другой. После второго стакана Гоголь свалился на койку и не просыпался до утра.

Наутро обходила комнаты и поднимала с постелей лежебок комендант общежития — молодая грубая чалдонка. Будучи в расцвете лет, она полностью была лишена женского обаяния. Деспотичность состарила ее раньше времени и приговорила к преждевременному увяданию. Ее жестокость таилась в глазах, похожих на мутные льдинки. С острым зрачком-буравчиком, они были лишены души и человеческой красоты. Низкий собачий голос и злобная медлительность, с какой она плохо соображала, отталкивали от нее. «Если череп чалдонки распилить пополам, то там не обнаружится никакого мозга — сплошная кость, как у осетра…» Несмотря на то, что на ней надета белоснежная песцовая шапка и элегантные «аляски», на нее никто не смотрит. Хоть она и дочь полка, но не нашлось ни одного, кто мог бы заинтересоваться ею.

Она с наслаждением стаскивала одеяла с бесчувственных пьяниц и нахалов, грубо кричала на них и бесцеремонно оскорбляла, пуская в ход полированную палку. Но никто не хотел связываться с нею. Среди них был Гоголь. Когда очередь дошла до него, чалдонка закричала:

— А это кто такой?

Гоголь натянул одеяло на голову и приготовился к схватке со стихией.

— Как ты сюда попал? А ну, отвечай!

Она схватила мокрую тряпку с подоконника и стала жестоко хлестать его. Гоголь решил притвориться больным. Она вцепилась ему в руку и стала стаскивать с койки. Гоголь сопротивлялся, бранился и требовал, чтобы с больными так не обращались.

— Я тебе сейчас покажу больного! — задыхаясь от злобы, прошипела чалдонка.

Тогда Гоголь прибегнул к последнему аргументу, думая, что это поможет:

— Как культурному человеку — мне положено болеть!

Глас вопиющего

Около пожарного сарая с открытыми воротами пожарники в касках, напоминающие ахейцы, раскатывают по земле пожарный шланг и бегут за ним, как на войне. Подражая игре актеров, налили воды, как после прошумевшего ливня, и пытаются приблизиться к правде на подмостках, где на сцену въезжают живые лошади и даже слоны, а в современных операх скоро станут применять танки и «катюши».

Перед сараем на дороге, чтоб всем было видно, стоит застекленная доска-витрина, предназначенная для общего обзора. Это отчет работы пожарников, так называемая стенгазета, которую они выпускают в сатирическом духе, приправляя стишками.

Раньше все, кому не лень, писали романсы, вплоть до кучеров, за что романсы были возведены в ранг «кучерской музыки». Теперь вместо романсов пошла мода писать стихи, ибо рифмоплетством дьявол награждает особо гадких людей.

Стишкам предшествуют карикатуры, намалеванные черными жирными линиями в крокодильском стиле и раскрашенные вульгарными красками. Стишки здесь играют, так сказать, роль либретто в опере: