Златовласка - [33]

— С чего ты взяла?

— Нэнси все время меня подкалывает. Кроме того, мне придется обнажать ноги, — лукаво замечала она и при этом подмигивала.

Но сейчас она молча лежала, в глазах была грусть, а рот крепко сжат. Я поинтересовался, в чем дело, а в ответ услышал то, что перед этим выслушивал по крайней мере сотню раз. Все ее доводы (хотя звучало это как просьба) сводились к тому, что я недостаточно высоко ее ценю. Это Сьюзен принадлежит твоя любовь, Сьюзен заставила тебя задуматься — что бы такое сказать ей, чтобы можно было пойти посмотреть пьесу, которую будет играть кучка любителей, так ведь?

— Но к черту Сьюзен! — вдруг заявила она. — А как насчет меня? А что ты можешь придумать для меня, чтобы пойти на спектакль, в котором я участвую?

— Я просто не подумал, что этот спектакль так для тебя важен.

— Не в спектакле дело. Почему ты не рассказал ей все прошлой ночью?

— Ты о чем?

— Когда я говорила с тобой по телефону сегодня утром…

— А, понятно. Возвращаемся к утреннему разговору.

— Да, возвращаемся. Ты сам сказал…

— Помню.

— Ты сказал, что почти признался во всем прошлой ночью. Почему только «почти», Мэтт?

— Потому что зазвонил телефон, и это оказалось…

— А если бы не телефон?..

— Но телефон помешал! На самом деле…

— Мэтт, ты уже целый месяц собираешься все рассказать ей. И каждый раз тебя что-то останавливает. То звонит телефон, то кошка писает в кухне… Каждый раз что-нибудь новенькое. А что тут, черт возьми, смешного — не будешь ли ты любезен сообщить мне?

— Это твоя фраза насчет кошки, писающей на пол…

— Извини, но я не нахожу ничего смешного. Я начинаю подозревать, что тебе доставляет удовольствие иметь одновременно и жену, и шлюху, с которой можно трахаться каждую среду!

— Сегодня понедельник.

— Мэтт, это не смешно! Если ты не хочешь рассказать Сьюзен о наших с тобой отношениях, то тебе лучше…

— Но я хочу!

— Тогда почему до сих пор… А, провались все к чертям! — воскликнула она, вскочила с кровати и резко зашагала к выходу, шлепая босыми ногами. Я посмотрел на часы и вздрогнул от неожиданности, когда минутная стрелка резко дернулась еще на одно деление. Часы яростно тикали, отсчитывая минуты дня, который неумолимо клонился к вечеру. Я хотел все уладить с Эгги, я слишком ее любил, чтобы оставить в таком состоянии. Но мне необходимо было вернуться прежде, чем уйдет Юренберг, и к тому же тут я ощутил слабый укол совести — я опасался, что войдет Джеральд Хеммингз и застанет меня тут обнаженным вместе со своей обнаженной женой…

Эгги стояла у окна, обхватив себя руками. Я подошел к ней и обнял.

— Эгги, я не понимаю, почему мы ссоримся…

— А я думаю, прекрасно все понимаешь!

— Скажи все-таки: почему?

— По одной-единственной причине. Просто ты меня не любишь. Поэтому мы и ссоримся.

— Я люблю тебя.

— Оденься, — сказала она. — Уже поздно, Мэтт.

Я молча оделся. Она смотрела от окна, как я застегивал рубашку. Потом добавила:

— Я больше не буду тебе ничего говорить, Мэтт. Скажешь ей, когда захочешь. Если только захочешь.

— Я скажу ей сегодня вечером.

— Конечно, — согласилась она и слабо улыбнулась. Эта улыбка испугала меня больше, чем все, что она наговорила до этого. У меня появилось чувство, будто вот-вот что-то оборвется. — Когда-то я спросила тебя, уверен ли ты в себе, — сказала она. — В ту первую ночь в мотеле. Ты помнишь?

— Да. И я тогда сказал, что уверен.

— Будь уверенным и в этот раз, Мэтт.

— А ты уверена?

— Да, милый, — ответила она и вдруг как-то сникла.

Я притянул ее к себе и крепко обнял.

— Тебе лучше уйти, — шепнула она. — Уже очень поздно.

— Я скажу ей сегодня же!

— Лучше не обещай.

— Обещаю.

Мы поцеловались. Я отодвинулся и вновь посмотрел на нее. Она хотела что-то сказать, заколебалась, но в конце концов медленно проговорила:

— Всякий раз, как ты покидаешь меня и возвращаешься к ней, мне кажется, что это навсегда. Я всегда удивляюсь, когда ты снова появляешься здесь. Я даже удивляюсь, когда ты звонишь мне.

— Я люблю тебя, Эгги.

— Правда?

Она снова улыбнулась. Улыбка внезапно озарила ее лицо, но тут же исчезла. Ее светло-серые глаза смотрели на меня серьезно. Я еще раз поцеловал ее, повернулся и направился к двери. В коридоре свет в окне уже приобрел кровавый оттенок.

Длинный узкий коридор на втором этаже был выложен шлакобетонными плитами и выкрашен в бежевый цвет. По одной стене коридора пролегла прямая как стрела водопроводная труба, а остальной трубопровод находился на противоположной стене коридора. Освещение в коридоре было искусственным. С правой стороны посередине коридора был радиатор. По той же стене несколько дверей было открыто, и в коридор проникал зеленоватый свет.

Я встретился с Юренбергом десять минут назад на первом этаже здания, и он провел меня к лестнице, которая вела наверх, к камерам. Надзиратель проводил нас на второй этаж и вернулся в свой кабинет к звонившему телефону. Дверь на противоположном конце коридора была железной, это было заметно даже на расстоянии. В дверь на уровне глаз было вмонтировано маленькое прямоугольное стекло. Металлическая пластинка, прикрывающая замочную скважину, была выкрашена в ярко-красный цвет. Похоже, это было единственное яркое пятно в коридоре. Здесь ощущалось давление камня и стали. Вынужденная особенность архитектуры, потому что это была тюрьма. Это место выглядело как тюрьма, хотя я до сих пор не видел ни одной камеры.