Зимняя Чаща - [94]

Ветер свистит в деревьях, небо скрылось за пеленой падающего снега. Буря крепчает.

– Я же тебе говорил, что она чокнутая, – замечает Джаспер, причем достаточно громко, чтобы я тоже это услышала. Отступаю еще на шаг назад и еще, не сводя при этом глаз с Оливера. Мне хочется, чтобы он что-нибудь сказал, крикнул парням, чтобы те остановились, прекратили, чтобы оставили меня в покое. Мне хочется, чтобы он пошел со мной. Но Оливер стоит молча. Все его чувства ко мне, все слова, которые он говорил, – все теперь забыто. Упорхнуло, забилось в самые темные уголки его памяти.

Оливера, которого я знала, больше нет. Исчез тот Оливер.

Ретт следит за каждым моим движением, и на мгновение мне кажется, что он может броситься, схватить меня за руку и потащить назад, на кладбище. Поступить со мной как с вещью, которая действует ему на нервы.

Поэтому я поспешно ухожу по снегу вокруг озера и иду до тех пор, пока не перестаю видеть парней за снежной пеленой. Клянусь, я буквально слышу, как трещит, разрываясь, мое сердце.

Останавливаюсь я, почти дойдя уже до пристани, и прижимаю ладони к глазам, чтобы сдержать выступающие слезы. Не так все должно было повернуться, совсем не так.

Не так должна заканчиваться эта история.

Глубокий шрам чувствую на своей душе, и эта рана никогда не заживет. Задерживаю дыхание до тех пор, пока у меня не начинает болеть грудь, пока не начинают гореть легкие, ища глоток свежего воздуха. У меня над головой все сильнее разыгрывается буря, а я делаю долгий глубокий выдох, чувствуя пробегающий у меня вдоль спины холодок, проникающий в стороны и крепко прихватывающий каждое ребро. Я всегда боялась того, что я не настоящая Уокер. Боялась закончить как моя мама, став циничной и страшащейся быть тем, кто она есть. Я всегда думала, что мне хочется быть одной, совершенно одной в этих лесах. Там, где ничто не может причинить мне вред, где никто не посмеет назвать меня лунатичкой. И зимней ведьмой не назовет, и сумасшедшей, и дикаркой тоже.

Но я ошибалась. Оказывается, мне вовсе не хочется быть одной. Не хочется спать в своей темной комнате и никогда вновь не почувствовать прикосновение рук Оливера. Не хочется, чтобы в моей жизни никого, кроме меня самой, не было. Без Оливера жить. Без моего бешено бьющегося в груди сердца, без того, чтобы знать, что точно так же бьется еще чье-то сердце в чьей-то груди.

Без этого моя жизнь кажется мне жалкой и никчемной.

Я Уокер, которая нашла свою ночную тень. Я Уокер, которая хочет, чтобы ее называли не только ведьмой. Считали не только девушкой, которой следует опасаться. Я хочу быть Уокер, которой можно довериться всем сердцем, которая будет вновь и вновь искать и находить то чувство, что копится во мне при каждом удобном случае. Да, я хочу быть любимой.

Любимой.

Любимой.

Любимой.

Безрассудно, глупо. Без причины, без оглядки, без постоянного опасения все испортить.

Я хочу его.

Я опускаю прижатые к глазам ладони и сквозь снежную бурю иду назад, к кладбищу. Иду, потому что у меня нет иного выбора. Потому что я должна увести Оливера оттуда, спасти его, не дать ему утонуть. И неважно при этом, помнит он меня или нет. Я от него все равно не откажусь, ни за что. Потому что я – Уокер. Потому что моя история вот так заканчиваться не должна.

Я успеваю сделать всего лишь несколько шагов – что называется, глазом едва успеваю моргнуть, – как вижу идущую вдоль берега сквозь метель фигуру. Парень.

Я моргаю еще раз.

Это он.

Я останавливаюсь, и у меня начинает жужжать в голове.

Сомнение и страх овладевают мной. Хочется плакать.

Оливер подходит ко мне, и время замедляется. Он поднимает свою голову, и мое разбитое сердце возвращается на свое место, срастается в единое целое.

Взгляд Оливера вначале шарит по земле, затем перескакивает на меня. Мы смотрим друг на друга, и я вижу, как пристально Оливер всматривается в мое лицо, как он старается вспомнить. Ищет забытые моменты прошлого, но не может их найти, потому что, глядя ему в глаза, я знаю, что он не помнит меня. Не помнит девушку, которая привела его из Дремучего леса в свой дом, уложила спать рядом с собой. Оливер поднимает свою руку, и я замираю, затаив дыхание. Не моргая слежу за ним. Думаю, что он хочет прикоснуться к моей шее, моему лицу, моей ключице, но его пальцы осторожно, едва заметно касаются моих волос. Я закрываю глаза, а он убирает назад свою руку.

Когда же я вновь открываю глаза, Оливер что-то держит в своих пальцах. Это маленькая веточка с зеленым колючим листиком на конце. Предвестница весны.

– Лес к тебе липнет, – говорит Оливер, не зная, что повторяет слова, которые я сказала ему в первый раз, когда он вытащил из моих волос такую же веточку. И было это наутро после того, как я нашла его и мы отправились в лагерь.

В моем горле стоит комок, по моему лицу расплывается улыбка.

Оливер держит в своей руке листик, застрявший у меня в волосах, когда я проснулась среди деревьев, раскинув по земле свои волосы. И может быть, может быть, Оливер вспомнит обо мне хоть что-нибудь. Вспомнит то, что не дает ему сейчас покоя.

Оливер прищуривает глаза, на мгновение выглядит так, словно ему обидно и больно от того, что он никак не может разобраться в тенях своих забытых воспоминаний. В вещах, которые еще не случились.