Зимняя Чаща - [57]

Подбегает Фин, начинает лизать мне руку.

– Все в порядке, – шепчу я, гладя его по шерсти. Наверное, Фин почувствовал что-то неладное, слыша мои крики, эхом отдававшиеся среди деревьев.

Оливер молча смотрит на меня, и я понимаю, что нам нужно как можно скорей уходить прочь от этого дома. Мы скрываемся среди деревьев, исчезаем в темноте, где нас никто не увидит, петляем между летними домиками, пока не добираемся наконец до моего дома.

Я позволяю Оливеру войти в дом следом за мной, запираю за нами дверь и задвигаю на место массивный засов. Плотно задвигаю занавески на окнах рядом с входной дверью.

Я старалась избегать вещей, которых опасаюсь. Однако сейчас я сама заперлась в доме вдвоем с Оливером, которого, вероятно, должна бояться больше всего.

– Может, нам не стоит оставаться здесь, – говорит он, отодвигая уголок занавески, чтобы посмотреть в темноту. Он думает, что парни могут явиться за мной. Что они, как только обнаружат, что я сбежала из запертой комнаты, придут сюда: будут колотить в дверь и попытаются вытащить меня наружу.

– А куда нам идти? – спрашиваю я.

– В одном из других домов мы могли бы спрятаться?

– Если те парни действительно захотят меня найти, они первым делом все соседние дома проверят.

Постукивая себя пальцами по бедру, Оливер идет к задней двери, проверяет, надежно ли она заперта, затем снова выглядывает в окно, шарит взглядом среди деревьев. Но там никого нет. Они, очевидно, еще не обнаружили, что я исчезла.

– Давай поднимемся на чердак, – говорю я. – Оттуда лучше видно, если кто-нибудь появится среди деревьев.

Не знаю, почему мне хочется, чтобы он остался. Нет, неправда, знаю. Этот тревожный стук в моей груди, эта мягкая сладкая боль, которой я не должна доверять. Оливер кажется мне знакомым. Он единственный, рядом с кем я не чувствую себя так одиноко.

Оливер кивает, но я избегаю встречаться с ним взглядом.

Он спас меня, ведь это что-то да значит, правда?

На чердаке тепло. Фин занимает свой пост на вершине лестницы, словно чувствуя грозящую нам откуда-то опасность.

Я сажусь на краешек кровати и смотрю вниз, на свои руки. Мне хочется доверять Оливеру. Хочется верить ему, когда он говорит, что не убивал Макса. Но сколько лжи скрывается под поверхностью! Тысяча маленьких посыпанных солью порезов.

– Ты мотылька видел? – спрашиваю я. – У окна, перед тем, как нашел меня?

– Нет, – качает головой Оливер.

Я шумно выдыхаю и сцепляю ладони.

– Это костяной мотылек, – поясняю я. Ладно, если он не хочет рассказывать мне о своих тайнах, сама поделюсь с ним секретами. – Он преследует меня.

– Что это означает?

– Этот мотылек прилетал сюда в тот день, когда умерла моя бабушка. А теперь вот вернулся.

У меня на глаза наворачиваются слезы и начинают течь по щекам раньше, чем я успеваю остановить их: слишком уж велика тяжесть всего, что на меня навалилось. Мои слезы капают на пол и впитываются в половицы, становясь частью этого дома. Теперь в древесных волокнах будет вечно храниться моя печаль.

Оливер проходит по комнате в считаных сантиметрах от кровати, и от такого близкого его присутствия мне становится тяжело дышать. Но он не садится на кровать, не притрагивается ко мне – не хочет испугать меня, причинить боль. Заставить в страхе отшатнуться от него.

– Мотылек? – переспрашивает он.

– Это предвестник смерти, – готовым в любую секунду сорваться голосом говорю я. – Появление мотылька означает, что смерть близка, что она приближается…

Я стираю со щек слезы, и мне ужасно хочется, чтобы Оливер протянул руки, обнял меня, а я могла бы уткнуться ему в грудь. Мне хочется закрыть глаза, чтобы стало темно-темно, и слышать только звук его дыхания. Но Оливер ничего такого не делает, и я опускаю глаза, чувствуя, что меня подташнивает. Мне кажется, что комната каким-то странным образом перекосилась, и не знаю, как долго я еще смогу продержаться, чтобы не опрокинуться. Не разлететься на тысячи кусков. Стеклянная девушка, сделанная из осколков стекла. Девушка, которая плачет стеклянными слезами.

Я встаю с кровати, чтобы почувствовать твердый пол под ногами, и, зацепившись за него как за якорь, иду к окну.

Медленно подходит Оливер, встает рядом, а я тем временем пытаюсь понять, кто же он на самом деле. Пытаюсь увидеть, что он прячет глубоко, недосягаемо для всех внутри себя.

– Скажи мне правду, – говорю, умоляю я, и каждое произнесенное слово режет меня словно нож. – Расскажи мне, что случилось на кладбище, на озере. Признайся, если это ты убил Макса.

Мой вопрос прозвучал так резко, что у Оливера расширяются глаза, а мое сердце готово разорваться. В мыслях вспыхивают искорки страха.

Оливер открывает рот, готовится что-то ответить, а меня вдруг охватывает ужас перед тем, что он собирается сказать. В чем он может признаться. Я яростно трясу головой и придвигаюсь ближе к нему. Очень, очень хочется взять свои слова назад и никогда не произносить их. Я не хочу знать, что он сделал. Я не хочу, чтобы комната перевернулась вверх ногами после того, как с его губ слетит правда, когда его признание упадет на пол и разлетится на мелкие осколки, словно тонкое стекло.