Зимний собор - [32]

Компьютерных!..

Горят огни.

Огнями Новый Свет восславишь.

Уйду отсель я. Улечу. Сорвусь. Путь выгрызу зубами.

Но прежде мир я излечу. Юродивая, меж гробами

Пойду – и выну из земли, из тьмы врожденного безболья

Людей: о, снова – для петли! Для ветра в грудь – во звездном поле!

О Поле Белое мое. Хлад. Полночь Рыбы ножевые.

Кривые рельсы. Звезд белье. Люблю вас. Мертвые. Живые.

Люблю. Не надобно даров, шелков, и золота, и смирны,

И ладана. В ночи миров – мой Лунный Лик, сосуд кумирный.

Прости мозоли на ступнях. Прости сермяжную гордыню.

Я русская. В ста языках означен взор морозный, синий.

Оборван срок вкушать, жиреть. Ножом техасским вскрою жилы:

О, ешьте, пейте. Завтра – смерть. Но не в чужбинную могилу

Ложусь – а в дивный краснозем, под пух снегов, под лапок грачьих

Кресты!

Чужой, роскошный дом,

Прощай. Прости мой лай собачий.

РАСПЯТИЕ

Господи! А Крест-то покореженный…

Как из проволоки – тело рукокрылое…

Так перед Тобой с душой стреноженной

Я стою, полна рыдальной силою.

Грязь пила – бездонными стаканами.

Отмывалась – шаек в банях не было!..

Господи, ну глянь очами пьяными –

Помолюсь Тебе из прошлой небыли.

Помолюсь отцу, над рюмкой вермута:

“Сильных я люблю людей!..” – кричащему.

Помолюсь возлюбленному первому –

Мальчику сопливому, ледащему.

Помолюсь возлюбленному сотому –

Машинисту в том купе зашторенном,

Что на блюде мед разрезал сотовый,

Чьи ладони пахли “беломориной”…

Обовью власами ноги, мытые

Лишь слезами, вдосталь исструенными:

Пулею и миною убитого,

Чохом и навеки погребенного…

Господи! Сколь отпустил страдания!

Я перед тобой – живая женщина.

Наконец-то дождалась свидания.

Наконец с Тобою я обвенчана.

И, дрожа, – вот руки обвиваются

Вкруг доски, пропахшей кровью, солью ли…

Как по-человечьи называется

Это чувство?! Страстью ли?! Любовью ли?!

Буря – вся! И грудь моя вздымается

Морем, взбудораженным вулканами!

…Так мужчины с нами обнимаются –

С пьяными, слепыми, бездыханными,

Над заваркой чайною – согбенными,

За кефиром малышне – спешащими,

С вымотанными ночными сменами,

Занавески “Примою” коптящими,

С нами, заревыми Магдалинами,

Чьи загривки – жизнями нагружены!

…И дрожу, прижавшись журавлиною

Шеей – ко Твоим стопам натруженным.

СХОЖДЕНИЕ С УМА

Снег – белый лис. Хвостом он заметет

И век, и час, и год, уста мои и рот,

И рода знак; испод; стежки и швы

Морозных игл; костей; сухой травы.

Я так проста. Пуста, как чан и кадь.

Схожу во тьму. Мне нечего терять.

Все пело. Все летело. Все ушло

Водой – в пески; нутро мне обожгло,

А нет нутра.

Я – волос из хвоста

Лисы-зимы. Святая простота.

Мне надо только пить. И хлеб. И воздух – жить.

Скамейку, где мне голову сложить

Вокзальную ли, прачешную… – мир

Такой простой, немой, из черных дыр.

Навозник съел его и короед.

Теперь насквозь мне слышен хор планет.

Как бы рубаха ветхая моя –

Пурга, слепая плева бытия:

Метет, свистит… кудрит… кудесит… жжет…

Пустые лица. Это мой народ.

Пустые бочки тел, плечей, грудей и щек.

Подковой – зубы, жгущие кусок.

Одна грызня. Один удел: добыть,

Пожрать, смолоть. Усы подъяв, завыть –

Кровь с морды – кап – на полную Луну.

Она пуста. Я в кулаке сомну

Газетою – ее. Я выброшу кольцо

Ее – в сугроб. Я плюну ей в лицо.

Куда ни гляну – пусто. Гардероб –

Ни зипуна. В еловых лапах гроб

Пустой. Кого хоронят днесь?!.. Вождя?!..

На обшлагах – две запонки дождя.

Пустые лица плакальщиков. Вой

Пустой – над непокрытой головой.

Ни мысли в ней. Я плачу это. Я.

Плач. Косы. Снег. Вот вся моя семья.

Вот жизнь моя. Она, как вой, пуста,

Долга, тяжка, грязна, грешна, свята.

Она – одна. Я это сознаю.

Прими ж с поклоном чашу ты мою,

Скудельный тот, тот сирый алавастр,

Куда – на дно – с консолей и пилястр –

Вся штукатурка ссыпалась, века… –

Пустой сосуд, легчайший, как рука;

Его все били, били – не разби…

Его верблюды клали на горбы,

А как хлебал солдат из фляги той –

Под пулеметом – сласть воды Святой!.. –

Он полон был. Он лил, он извергал

Багряный шар. Он воды изливал

Околоплодные, что серебра светлей.

Поил сосцами нищих и царей.

А нынче – пуст. А нынче вся зима

Сошла с ума. И я сошла с ума.

Луна пустая – светит голова.

В ночи я ни жива и ни мертва.

И я встаю. И надеваю дрань.

И выхожу – в ночную позднь и рань.

И я иду. Эй, ты, любимый люд!

Какие шапки носят?!.. – все сожгут.

Какой ты, люд, стал пышный да цветной.

Павлин ли, мандарин… – а вон с сумой

Кудлатый нищий, пьяный, дикий пес.

И ты, мой люд, ему не вытрешь слез.

Увешался мехами от ушей

До срама!.. страусят и лебедей

На бабские ты кички общипал,

Ты, скотий кнут, ты, царь Сарданапал,

Чем исковеркал ты язык родной?!..

Не лапай. Я не буду ни женой,

Ни подворотной халдушкой тебе.

…А пот и соль сверкают на губе…

Дай вытру… дай и слезки оботру…

Я среди вас ступаю на ветру

Босая, и глаза мои горят,

И флагом во пурге горит наряд!

И вся я – Аллилуия в ночи!

Меня одну не сдюжат палачи!

Больницы, ямы, тюрьмы не сгноят!

Мой Царский ход! Мой выезд! Мой парад!

Я победила вас – тем, что ярка.

Что в поднебесье – мне лишь облака

Сготовлены. Что я кидаю крик

Над горами монет. Кидаю лик –

В собранье рыл. Кидаю хлеб-кулак

Тебе, богач несчастный и бедняк,

Тебе, посудомойка из чепка,

Тебе, старик Матвей, тебе, Лука!

Мой разум помрачен?! Всегда бывал

Во мраке – свет. Всегда горел подвал