Зимний дождь - [64]
— Хочешь, я расскажу тебе сказку? Слушай.
Она задумалась, как бы припоминая, и начала: «Высоко-высоко, за синими облаками летели два белых лебедя. Они всегда летали только парой и больше всего боялись потерять друг друга».
Надька повернула в обратную сторону и продолжала рассказывать тихим, чуть приглушенным голосом: «Куда лебедь — туда и лебедушка, куда лебедушка — туда и лебедь. Однажды собрались они взлететь в самую высь, туда, где не свистели еще ничьи крылья. Но перед тем, как отправиться в путь, решили сил набраться, еще раз вблизи на землю взглянуть. Покружили над лугом и с разлета упали в густую траву. Лебедь тут же взлетел, а лебедушка забилась, замахала крыльями, но напрасно — в траве был поставлен силок. Закричала она гортанно, забилась, лебедь звал ее, приглашал в небо, а она металась, рвала нежданную неволю. И все-таки вырвалась, но подняться уже не смогла, обломала себе крылья в сетях.
А лебеди — птицы верные, где один, там и другой. Осталась на тихом затоне лебедушка, и лебедь рядом с нею. По-прежнему дружно жили они, только в небо не поднимались. Долго их еще мучила высота: как услышат свист крыльев над собою, заметаются, застонут, лебедь даже взмоет вверх, но тут же и упадет камнем. От жизни внизу потеряли лебеди свою красоту, отяжелели, стали совсем как домашние гусаки…» Грустная сказка, — сказала Надежда, на минуту остановясь.
— К чему ты ее рассказала?
— Так просто. Может, и ни к чему, — вздохнула она. — Вспомнилось. От девчонки одной давно еще слышала…
Шло время, долгое, монотонное, Надька по-прежнему заходила ко мне в палату, справлялась о здоровье, но теперь уже не засиживалась. Несколько дней она совсем не появлялась ни во дворе, ни в нашем корпусе. Я забеспокоился, может, парнишке стало хуже, пошел к своей старой знакомой, дежурной сестре, попросил пригласить Надежду.
Надя вышла одетая, держа за руку сына, объявила:
— А мы к тебе собирались, прощаться. Выписали нас. Теперь мы во какие здоровые! — она счастливо засмеялась и легонько потрясла неповоротливую фигурку Генки. — Сейчас машина должна прийти, — сказала она, но спохватилась и перевела разговор: — Ничего, скоро и тебя отпустят.
— Да, дней через десять, — согласился я.
Сестра искоса поглядывала на нас, и Надежда, почувствовав неловкость, предложила:
— Пойдем, проводим тебя до корпуса.
На крыльце она взяла Генку на руки. Я потянулся, хотел было сам понести мальчишку, но Надежда не позволила:
— Нет, он не тяжелый. Да и разревется еще… Вот и едем, — повторила она, не находя других слов… — Да, больница — место невеселое. Когда я лежала с руками…
Надежда была без варежек, и от холода багровые пятна на ее пальцах обозначились еще заметнее.
— Где это ты так? — я дотронулся до ее руки.
— Варила сахар и опрокинула кастрюлю. Больше месяца ложку ко рту не могла поднести…
Она сказала про это, желая как-то утешить меня, дескать, не мне одному приходится валяться в больнице, хотела успокоить, а я вспомнил: и ее письмо, отпечатанное на машинке, стеснительное, чужое, и свой ответ — злой, насмешливый, и рассказ Надьки о том, как была домработницей. Тесно, душно стало на больничном дворе, нужно было непременно все объяснить, чтобы она поняла. Но что объяснишь? И вместо всех слов у меня вырвалось только невнятное:
— Глупо все как…
Надежда резко подняла голову и с испугом догадалась — она открыла то, о чем не хотела говорить, зная, что ясность не принесет облегчения…
— Надь-ка… Что же мы наделали?!
— Зачем ты об этом? — тихо, почти шепотом упрекнула она и торопливо отвернулась, стала поправлять на Генке шапку. Через мгновение она справилась с собой и, улыбнувшись непослушными губами, заметила с легкой грустью: — Зеленые-зеленые были мы…
— При чем тут возраст? — обозлился я, видя ее желание как-то оправдать нас, давнишних…
— В себе тогда не могли разобраться, не то что в других, — продолжила она. — Первое время я так боялась твоего приезда… А все равно через день бегала на вокзал, ждала… Потом этот случай, — Надежда кивнула на руки, — твои письма… Господи, сколько ночей я ревела…
— Надька, но почему…
— Вот именно, почему?.. Почему ты тогда не был таким… настырным? — и, помолчав, она отметила с горечью: — Теперь, когда нам третий десяток идет, все легко, объяснить…
— Мы должны… мы не имеем права… — пытался я сказать, о чем думалось давно, с первых дней приезда в Обливскую, но Надежда понимающе глянула на меня и предотвратила объяснение.
— Гена… Нам будет трудно вместе… Ты знаешь, чего я хотела в жизни… Ничего ведь не сбылось!..
— Неправда, нужно только…
— Не знаю, Гена, — опять не дала договорить Надежда, — и мне и тебе надо во многом разобраться. Из крепких, суровых ниток наш силок. Не знаю…
— А я знаю! — весело вступил в разговор Генка.
— Чего ты знаешь? — грустно удивилась Надежда.
— Знаю, приедет мафына, — разбил он слова и, радуясь, засмеялся.
Так уж устроен человек, осуждай его или нет за это, но чаще всего он вспоминает мать свою, когда ему трудно, если остался он один на один с больными чувствами, с горькими мыслями. И тогда как спасение, память обрисует полузабытое лицо матери, услышится голос ее, и каждая мелочь, вроде того, как гладила она по голове или улыбалась, обретешь вдруг такую силу, с которой нечему сравниться, потому что лишь она, только эта сила, излечит душевный недуг, поднимет тебя, заставит идти дальше.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.