Зимний дождь - [63]
Старик на костылях тоже вносил свою лепту, но он был узким специалистом, кроме ревматизма и подагры, его ничто не интересовало.
Хорошо, что третий больной, молодой парень, считал себя в медицине профаном, он также, как и я, терпеливо молчал, когда соседи наши устраивали консилиум. Парень этот, Виктор Несветов, оказался вторым секретарем райкома комсомола. В больницу попал он дня за два до меня. Врачи признали у него радикулит, и ежедневно молоденькая медсестра колет его в ягодицы шприцем.
— Весь авторитет растерял я с этим радикулитом, — погоревал как-то он, натягивая штаны. — Сестра эта — секретарь больничной комсомольской организации, попробуй говори теперь с ней официально…
Десять дней жили мы в палате с одним окном, с одними и теми же разговорами стариков, каждый новый день походил на минувший. В неделю два, а то и три раза, обычно к вечеру, под окном раздавалось чихание мотоцикла, и в палату, неловко путаясь в длинных халатах, заходили четыре парня и одна девушка — это райкомовцы приезжали проведать Виктора. Минуты две вполголоса, как и подобает в таком месте, они расспрашивали нас о здоровье, потом рассказывали о своих делах и, забывшись, начинали гоготать, вспоминая, как задержал их автоинспектор, или еще какую-нибудь историю.
С первого знакомства потянулся я к райкомовцам, да и они относились ко мне, как к своему. Особенно сдружились мы с Виктором. В райкоме он ведал пропагандой и, хотя в комсомоле работал второй месяц (агрономил до этого), любопытных мыслей высказывал много. Сблизило нас и то, что оба выросли в придонских станицах, так сказать, на одном хлебе. Мы договорились с ним по выходе из больницы бить во все колокола о создании в районе межколхозного совета культуры. Я должен был написать в «Ударник» об этом статью. Виктор брал на себя разговор в райкоме партии. Мы даже наметили сроки, потому что оба шли на поправку и перед Новым годом главврач обещал нас выписать. Но случилось так, что я еще провалялся в палате почти месяц.
…Был тихий морозный вечер, за окном падал густой лохматый снег. Он валил и валил, и во дворе, несмотря на сумерки, казалось светло. Мягкая белизна и тихий шорох снега настраивали на спокойствие и задумчивость. Старики ушли играть в домино, я в одиночестве стоял у окна, глядел, как на иголки сосен нанизывались снежинки, и деревья становились похожими на тропические, на те, что рисуют на стеклах окон крещенские морозы. Беззвучие обволакивало землю.
— Нет, нет и нет! — ворвались в эту тишину упрямые слова, и я вздрогнул — таким знакомым был голос.
Возле сосны, как раз почти напротив окна палаты, стояли Надежда и Комаров. Она торопливо что-то говорила, придавив ладонями концы незавязанного платка, а он, высокий, спокойный, стоял перед ней, чуть склонив набок голову, и терпеливо слушал.
Я отошел от окна, но все равно услышал, как Комаров спросил:
— Присылать машину, или, может, избач на велосипеде привезет? — В хорошо поставленном голосе не почувствовалось ни обиды, ни упрека, только пренебрежение.
За окном мелькнула тень. Закрыв лицо руками, Надька бежала, утопая в снегу, а Комаров стоял, не изменив позу, и глядел ей вслед.
В больничном халате, в шлепанцах, чуть не сбив кого-то в коридоре, я выскочил во двор, завернул за угол, кинулся к соснам и застыл на месте. Под окнами уже никого не было, лишь размашистые следы вели к воротам. Я заспешил туда и увидел, как Комаров нырнул в дверцу «газика» и машина покатила по грейдеру.
— Глупый, какой же ты все-таки глупый, — говорила наутро Камышинка, поправляя под моей головой подушку. — Видишь, у тебя опять начался жар. — Она положила ладонь на мой лоб. — Ну, конечно, температура… И чего вздумал? — во взгляде ее были встревоженность и недоумение. — Зачем ты бегал раздетым?
— Так. Гулял просто, — ответил я спокойно.
— Вот и погулял, — осудила Надежда и, встав со стула, подошла к окну.
Она увидела чахлую сосну напротив, стежку к воротам, все поняла и сразу смолкла. Надежда долго не оборачивалась, и мне показалось, что плечи ее мелко вздрагивали.
— Надь, — позвал я ее, — иди к себе, Генка один, ждет…
— С ним там няня, — успокоила она. — И потом, ему уже совсем хорошо.
Вошла дежурная сестра, с любопытством оглядела мою гостью, напомнила ей:
— Извините, но больному нужно отдыхать.
Надежда торопливо коснулась моей руки и вышла из палаты.
Зима выпала строгая. С первых дней нового года придавили морозы, по утрам над печными трубами столбился дым, ночами в небе светила ясная круторогая луна — признаки того, что погода установилась надолго. Мне нравилась такая погода, она бодрила, прибавляла сил.
Особенно хороши были вечера, когда переставала курить поземка, и я выходил на прогулки. Почти всегда в это же время на больничном дворе оказывалась Надежда; она бродила по узким стежкам меж высоко наметанных сугробов или сидела на скамейке под заснеженным старым вязом.
Мы мало говорили с ней. Чаще молча шли рядом и глядели на ягодно-густые россыпи звезд, на тихие деревья, притаившиеся до весны, думали каждый о своем и о нашем общем. В один такой вечер тропка вывела нас со двора и запетляла меж черных стволов ольховой рощи. Задумавшись, Надежда шагала впереди, за ней следом шел я и видел, что мы уже слишком далеко, но напомнить ей об этом, даже просто окликнуть ее не мог. Учащенно застучало сердце, забылось обо всем, и, нагнав, я хотел обнять Надьку. Она мягко отстранилась и спросила:
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.