Зимний дождь - [53]
— И у геологов, наверно, завидная жизнь лишь по книжке той, — предположил я.
— С головой — все можно сделать, — рассуждала она, думая о ферме. — Но все же в тайге или там на стройке легче, — вдруг решила Нюська. — Там и клубы, и театры… Нет, вы скажите, легче там или нет? — И, не дождавшись ответа, продолжала: — Комаров приезжал на ферму днями, ну мы и накинулись на него. Он редко к нам заглядывает. Все больше у свинарок отирается. Сплоховала я, что ушла оттуда, — опять пожалела Нюська, — там ведь теперь чистота, не у каждого в хате так. Машин всяких понавезли. На всю область гремит ферма… Он, Комаров-то, какую-то книгу, или еще чего-то об этой ферме пишет… Вроде бы как опыты описывает… Ну доярки и показали ему опыт. — Нюська замотала головой, засмеялась, видимо, вспомнив бой на ферме. — Председатель-то наш интеллигентный, в городе все же работал, а тут не выдержал, шуметь начал. Вырвались его нервишки наружу. «Плохо вам все, кричит, а чего не хватает! У каждой девчонки зарплата, как у инженера»… И в «Ударнике» про меня это же самое пропечатали, — с грустью вспомнила Нюська. — «У доярки Варламовой платьев больше, чем раньше у царицы было»… А на что мне эти платья? Перед коровами форсить? Так они мной и в фуфайке вот этой не погребуют. Не-е, укачу я к геологам! — весело рубанула ладонью Нюська. — Не верите? Вот поглядите…
Приближаясь к ферме, еще с дороги услышали мы громкие, сердитые голоса доярок.
— Во, опять шумят, — сказала Варламова. — Нинка Рябинина разоряется. Пришла поначалу робкая, как мышонок, а теперь ничего, обвыкла, — с удовольствием отметила Нюська, направляясь к домику.
Варламову сразу окружили, перебивая одна другую, доярки начали рассказывать, как полчаса назад приезжал сюда Комаров, привозил расчеты кормов и пригрозил, что тех, кто не будет в сутки надаивать по семь литров, выгонят с фермы, как лодырей. Все понимают, что это острастка, но чего языком-то трепать бесполезно.
— Вот, говорит, научные расчеты, и давайте мне молоко, — вспомнила слова председателя Нина Рябинина.
— А чем кормим коров? Соломой одной… Зерна-то им росинки не перепадает, — размахивая подвернувшимися под руки вилами, распалялась Ольга Громова.
— Прошлый год подкачал, — вставил я.
— Ну дык, понятное дело — засуха, — согласилась Ольга. — Ну будь же и ты человеком, пойми нас, — она опять заволновалась и чувствительно задела меня держаком вил.
Все рассмеялись, повеселела и Ольга.
— Это я, конечно, ему говорю, а ты так, случайно под руку подвернулся, — объяснила она.
— Добре, бабы, разберемся, — пробасила Варламова, хлопнув себя по бедрам, явно копируя кого-то, хорошо известного тут, скорее всего заведующего фермой.
Доярки опять засмеялись, и лица их обмякли, подобрели.
— Вот, девки, завклубом поговорить к нам пришел, — объявила зачем-то Нюська.
— А про чо?
— Не про семь литров?
— Ха-ха-ха. А может, невесту выбирать?
— Куда… Нужна ты ему… Небось в городе расфуфыренную оставил, — фыркнула совершенно осмелевшая в своем кругу Варламова и, приставив к голове два полусогнутых пальца, что, видимо, означало завитые кудри, прошла, мелко семеня, будто спутанная. Так должна выглядеть, по ее представлениям, городская в узкой юбке.
Доярки хохотали, довольные. В больших сапогах, на еще на смерзшихся кочках, Нюська в самом деле выглядела неуклюже и чопорно.
— А чего вправду-то хотел? — просмеявшись, спросила Ольга.
— Да так, посмотреть зашел, — уклонился я.
Было не ко времени толковать о хоре. Зато голоса послушал, что ж, подходящие голоса. Берут, правда, иногда высоковато…
— Может, молочка выпьешь? — неожиданно предложил мне тихий голос.
Я повернулся к стене дома и тут только увидел Фису. За время моего разговора с доярками, а может, и за то, когда был тут Комаров, тетка не проронила ни слова. Покрытая до бровей накидным платком, в сером брезентовом плаще поверх фуфайки, она стояла у стены молча, скрестив на животе тяжелые черные руки.
— Не, тетка Фиса, недавно ел, — соврал я.
Дождавшись, пока доярки зайдут на базы, и все также не сходя с места, она спросила:
— Ну как там мои-то? Живут как?
— Живут, хлеб жуют, — неопределенно, но весело сказал я.
— Меж собой не ругаются, не знаешь? — еще больше понизила голос тетка Фиса.
— Да нет, вроде…
— Ну и слава богу. Лишь бы уж между собой ладили, — проговорила она, отвечая каким-то своим, тревожащим ее мыслям.
После обеда я засел за сценарий вечера ко Дню Советской Армии. Взял лист ватмана, попробовал представить: здесь установим деревья, тут соорудим землянку, разожжем костер. Придут обливские фронтовики со всеми боевыми наградами. И те, кто не вернулся, должны присутствовать на этом вечере. Их портреты вывесим на стене. Пусть глаза в глаза смотрят друг другу парни сороковых и шестидесятых годов. Все, кто воевал, сядут у солдатского костра. Это и будет президиум. И никаких докладов — солдаты сами расскажут, как было…
Рядом с фронтовиками сядут молодые, и пусть они смотрят, и слушают, и понимают, какие они, наши отцы, что выдюжили такую войну, зарубцевали такие раны. И все это для нас. Чтобы жили мы светло и строго, чтоб помыслы наши были высокими, чтоб честными мы были и в работе, и в песнях, и в любви.
Книга рассказывает о деревенском детстве в годы Великой Отечественной войны. На фоне обыденной и подчас нелёгкой жизни раскрывается красота души человека, его любовь к труду, к своему краю.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.