Зимний дождь - [51]

— Взяться за драмкружок? — переспросила она, заталкивая в портфель пачку тетрадей. — Вряд ли я смогу. До замужества занималась две зимы, а теперь… Я даже «Учительскую газету» не успеваю проглядывать, — призналась она и, взглянув на часы, посоветовала: — Вы лучше с Инессой Сергеевной поговорите, с ботаничкой нашей. Она одна, и часов у нее поменьше…

Сходить в школу я загадывал и сам, но обстоятельства сложились так, что не успел зайти туда.

С утра, часов в десять, заглянул в библиотеку — она рядом с клубом, в одном дворе. Мне нужно было найти книгу о новых обрядах, На эти темы сейчас выпускают множество всяких брошюрок, и я решил покопаться в них.

Библиотека обливская — из трех комнат: первая, самая просторная, представляет собой что-то вроде читального зала, в нем, в этом зале, на середине — длинный старинный стол с резными толстыми ножками, на нем газеты и журналы; стулья, аккуратно придвинутые к задней стенке; несколько портретов; возле дверей бачок с водой из колодца Олимпиады Звонаревой. Для питья воду в правление колхоза, в сельсовет, в клуб — в общем, во все обливские учреждения берут из этого колодца. Над бачком на стене — цитаты про то, что книга — источник знаний, списки литературы для доярок, трактористов, свинарок…

Вторая комната — книгохранилище, и тут же в ней отгорожен маленький закуток, где с трудом умещается узкий стол библиотекаря и кирпичная грубка. Как раз напротив дверей книгохранилища, в противоположной стороне читального зала, еще одна комната. Время от времени она меняет свое назначение: то сваливают в нее пыльные, истрепанные подшивки газет и журналов, то становится она жилищем приезжего завклубом. Впервые под квартиру она была приспособлена, то есть сложили в ней грубку и вставили вторые рамы, еще в войну, когда жила тут избачиха Дина.

После нее начальников в клубе было-перебыло. Еще девять лет назад Наталья Васильевна, библиотекарша, сказала, что я тринадцатый на ее памяти. А сколько раз после этого муж ее Авдей Авдеевич говорил: «Ну, принимайте тут. Потом придете в Совет с актом. Заверим». Проходило три месяца, полгода, и ключ от большого навесного замка передавался в новые руки. Иногда носитель культуры успевал чем-то запомниться обливцам, а чаще — нет. Зато никого не забыла Наталья Васильевна. Она будто коллекционер, в особую тетрадочку заносила фамилии всех заведующих обливским клубом, и в графах, специально расчерченных синим карандашом, отмечала, откуда прибыл, сколько времени проработал здесь. Такая уж безобидная слабость у этой старушки. А может, это профессиональная привычка: когда-то, еще в тридцатые годы, она жила в районном центре и заведовала Домом приезжих. После войны переехали они в Обливскую. Авдея Авдеевича избрали председателем Совета, а Наталью Васильевну назначили библиотекарем. С тех пор ежедневно, скоро уже двадцать лет, с двух часов дня до десяти вечера несет она в обливские массы знания. Ну, исключая, конечно, выходные, отпуск, или когда вызывают на семинар.

Все в библиотеке чистенько, на своем месте: книги на стеллажах, газеты на столе, на стенах фотомонтажи. Правда, наглядность в библиотеке оформляет Авдей Авдеевич — буквы у него красивее выходят, но так и должно быть — сельсовет обязан всячески помогать культучреждениям.

По праву ветерана культуры Наталья Васильевна легонько подтрунивает над заведующими клубами, но только легонько, в характере ее зловредности никакой нет. Наоборот, плавностью, певучестью речи, несмелой, даже вроде виноватой улыбкой, совершенно чуждой для жен сельских начальников, она сразу располагает к себе, вызывает откровения. Она проста и целомудренна. Помнится, учась в шестом классе, попросил я у Натальи Васильевны «Воскресение» Толстого. Она долго мялась, обижать меня не хотела, как-никак активный читатель, и наконец сказала:

— Хорошо, Гена, я запишу тебе этот роман, но с одним условием. Там на странице, — она назвала номер, — есть одно слово, которое школьникам читать нельзя. Ты пообещай что пропустишь эту страницу…

Я пообещал, но слово, жирно подчеркнутое химическим карандашом, видел в книге еще раньше, когда читали ее старшие ребята. Да что там в книге: я сотни раз слышал его от пьяных возле ларька-гадюшника.

Я открыл дверь и увидел возле стола библиотекаршу и Надежду. Наталья Васильевна что-то ей рассказывала, копаясь в ящике с читательскими карточками.

— Если у кого нет формуляра, запиши сама, бланки вот, — напомнила библиотекарша и ткнула пальцем в подоконник.

Видно, это был уже конец разговора: как только я вошел, Наталья Васильевна стала застегивать пуговицы пальто, подтянула концы пухового платка и хотела уже переступить порог, но, видно, сочла неудобным не поставить меня в известность о происходящем здесь.

— В отдел культуры срочно вызвали, — сказала она мне и недоуменно развела руками. — Что там такое могло случиться? Семинар если, так сказали бы. — И добавила: — Тебя, Геннадий Петрович, я не стала уж беспокоить. Попросила Надю, чтобы поработала сегодня. А то закрывать, что ли? Ни одного дня без книги читатель не должен жить…

Я еле сдержал улыбку. На столе лежала районная газета, на четвертой полосе ее выделялся жирный заголовок: «Ни одного дня без книги».