Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [71]

Вот они и посыпались: мэр, городской совет, судьи — все скопом. Мне стало грустно и тяжело, я слушал и не слышал. Может, они действительно виновны в том, в чем их обвиняют, но они занимались этим так долго, что уже и не считали предосудительным. Если же они невиновны, то до местных выборов оправдаться не успеют, а даже если успеют, то обвинения не забудутся. Их обложили со всех сторон. Наверное, они знали. Я ждал упоминания Стоуни и не дождался — значит, он сдал их в обмен на неприкосновенность. Неудивительно, что ему было так тошно.

Мэри слушала, стоя в дверях.

— Вот это да! — воскликнула она. — Давненько у нас не было такого ажиотажа. Думаешь, это правда, Итан?

— Уже неважно, — ответил я. — Дело-то в другом.

— Интересно, что думает мистер Бейкер.

— Он уехал отдыхать. Мне интересно, что он сейчас чувствует.

Аллен нетерпеливо заерзал, потому что музыку прервали.

Новости, ужин, мытье посуды отодвинули наши затруднения на второй план, пока не стало слишком поздно для принятия решения, дальнейших слез или ссор.

Лежа в постели, я содрогнулся всем телом.

— Дорогой, у тебя мурашки, — заметила Мэри. — Ты не заболел?

— Нет, моя ненаглядная, просто я чувствую то же, что и они. Должно быть, им сейчас тяжко.

— Итан, прекрати! Нельзя взваливать на себя чужие неприятности.

— Еще как можно.

— Вряд ли из тебя выйдет хороший бизнесмен. Ты слишком остро на все реагируешь. Ведь это не твое преступление!

— Я вот о чем подумал: возможно, мы все виноваты.

— Не понимаю!

— Я тоже, милая.

— Если бы нашелся кто-нибудь, кто мог с ними остаться…

— Ну-ка, Коломбина, повтори!

— Как бы я хотела провести выходные с тобой! Мы столько не были вдвоем.

— Одиноких пожилых родственниц у нас не ахти сколько. Подумай хорошенько! Если бы мы могли их засолить или замариновать на время! Мэри, мадонна, сосредоточься! Я жажду очутиться наедине с тобой в незнакомом месте! Мы бродили бы по дюнам, плавали голышом и валялись на травке.

— Знаю, дорогой, знаю! Тебе пришлось нелегко. Я очень тебя понимаю!

— Обними меня крепче. Давай что-нибудь придумаем!

— Ты еще дрожишь. Тебе холодно?

— Мне холодно и жарко, я наполнен до краев и пуст… и устал.

— Я попытаюсь все уладить. Правда! Конечно, я их люблю, но…

— Знаю, и я надел бы свой галстук-бабочку…

— А если их посадят?

— Было бы здорово…

— Да нет же, я про тех людей!

— В этом нет нужды. До следующего вторника им не оправдаться, выборы уже в четверг. В этом-то все и дело.

— Итан, не будь циничным! Ты же не такой. Ты становишься циничным, и лучше нам уехать, ведь ты не шутил! Я знаю, когда ты шутишь. Ты сказал на полном серьезе.

И тут я испугался. Едва себя не выдал! Этого я никак не могу позволить.

— Скажи-ка, мисс Мышка, ты за меня выйдешь?

И Мэри ответила:

— Да-да-да!

Я чертовски испугался, что выдам себя. Ведь я поверил, что глаза — вовсе не зеркало души. Самые ужасные исчадия ада в женском обличье, которые встречались мне в жизни, обладали ангельскими личиками и невинными глазками. Иные видят тебя насквозь и смотрят в самую суть, но таких немного. По большей части люди не интересуются никем, кроме себя. Как-то раз девушка-канадка, в чьих жилах текла шотландская кровь, поведала мне историю, которая проняла ее, а рассказ о ней пронял меня. Повзрослев, она почувствовала, как все на нее смотрят, и отнюдь не дружелюбно, отчего она то краснела, то ударялась в слезы. Ее дед, шотландский горец, резко выдал: «Если б ты знала, насколько людям плевать на все и вся, ты бы с ума не сходила!» Она излечилась от смущения, я же уверился в неприкосновенности моих тайн, потому что это правда. Вот только Мэри, обычно смотрящая на мир сквозь розовые очки, что-то заметила. Пока завтра не кончится, я в опасности.

Если бы мой план возник внезапно и во всех подробностях сразу, я отмел бы его как полный вздор. Взрослые люди так не поступают, зато они играют в тайные игры. Моя игра началась с правил Джои для идеального ограбления. Я играл, борясь со скукой на работе, и сюжет обрастал новыми подробностями — Аллен и маска Микки-Мауса, текущий бачок, ржавый револьвер, долгие праздники, смятая бумага в замке двери. Забавы ради я засек время и порепетировал. Впрочем, вооруженные грабители, устраивающие перестрелку с копами, — те же мальчишки, выучившиеся палить из игрушечных пистолетов так споро, что просто не могут этим не воспользоваться.

Сам не знаю, когда моя игра перестала быть игрой. Наверное, в тот момент, когда я понял, что смогу купить магазин и мне понадобятся деньги на раскрутку. Отказываться от идеального плана, даже не попробовав, жалко. К тому же это преступление не против людей, а против денег. Никто не пострадает. Деньги застрахованы. Истинные злодеяния я совершил против людей — против Дэнни и Марулло. Если я сподобился на такое, то ограбление для меня ничто. Кроме того, мне больше никогда не придется так поступать. Как ни странно, еще до того, как я понял, что это не игра, моя схема, вооружение, снаряжение и хронометраж стали максимально близки к совершенству. Игрушечный пистолет в руках мальчишки превратился в кольт сорок пятого калибра.

Разумеется, произойти могло всякое, хотя переходить через дорогу или прогуливаться под деревьями тоже опасно. Вряд ли мне было страшно, ведь я столько раз все репетировал. Впрочем, дыхание у меня перехватило, как у актера перед премьерой. Я будто собрался сыграть в пьесе, в которой все возможные случайности просчитаны и исключены.