Зима с Франсуа Вийоном [заметки]

Шрифт
Интервал

1

Лэ — в средневековой французской литературе стихотворное повествовательное произведение.

2

В это время, как я уже говорил прежде,
Под Рождество, в мёртвую пору,
Когда волки воют и глотают ветер,
И каждый стремится домой,
Подальше от мороза, поближе к очагу… (фр.)

3

Жизнь коротка, искусство вечно (лат.).

4

Что позволено Юпитеру, не позволено быку (лат.).

5

«Баллада пословиц» (фр.).

6

«Толстая Марго» (фр.).

7

Когда же мой дух восстановился
И мысли прояснились,
Я думал закончить свою речь;
Но чернила замёрзли,
И свеча погасла.
Без огня я не мог закончить.
И я заснул, закутавшись в свой плащ,
Не найдя возможности закончить (фр.).

8

Адвент (от лат. Adventus — приход) — время Рождественского поста у католиков, ожидание Рождества.

9

Мы так зовём Рождество, что оно приходит (фр.).

10

«Баллада повешенных» (фр.).

11

«Баллада о дамах былых времён» (фр.).

12

«Но где же прошлогодний снег?» (фр.)

13

«Той, которая, как я говорил, столь сурово прогнала меня…» (фр.)

14

«Баллада Прекрасной Оружейницы для молоденьких потаскушек» (фр.).

15

Дождь нас моет и стирает,
И солнце высушивает и чернит;
Сороки и вороны выклёвывают нам глаза…

16

«Отче наш» (лат.).

17

«Молите Бога, чтобы Он пожелал помиловать всех нас» (фр.).

18

«Катрен, написанный Вийоном, когда его приговорили к смерти» (фр.).

19

«Помни, что ты прах» (лат.).

20

Жизнь наша коротка,
Скоро она кончится.
Смерть приходит быстро,
Уносит нас безжалостно,
Никому пощады не будет (лат.).

21

Если мы взываем к вам, братья, вы не должны
Презирать нас, хотя мы и были убиты
По закону; всё-таки вы знаете, что не все люди
Имеют твёрдый рассудок, чтобы идти правильным путём (фр.).

22

Чума.

23

«Баллада о парижанках» (фр.).

24

«Хотя у венецианок и флорентиек и красивые языки…»

25

«Я знаю всё, кроме самого себя» (фр.).

26

Организованная группа преступников в средневековой Франции, опознавательным знаком которой была раковина (название произошло от французского «coquille» — «раковина»).

27

«И что вы скажете на мою апелляцию, Гарнье?» (фр.)

28

«Баллада об апелляции Вийона» (фр.).

29

«Баллада, в которой Вийон благодарит каждого» (фр.).

30

Целестинцам и картезианцам,
Нищим и нищенствующим монахам,
Ротозеям и щёголям-бездельникам,
Мужчинам-клиентам и проституткам,
Носящим сюрко и обтягивающие котт;
Снобам, которые до смерти хотят продажной любви
И даже не замечают, как им жмут узкие рыжие башмаки, —
Всем людям я благодарен! (фр.)

31

1,949 м.

32

Col — шея, горло, cul — зад (фр.).

33

«Родился в Париже, близ Понтуаза…» (фр.)

34

Я умираю от жажды у источника,
Горя, как огонь, стучу зубами от холода,
В моём родном краю я как в чужой земле;
У пылающего костра меня знобит;
Нагой, как червь, я одет, как президент парламента;
Я смеюсь в слезах и жду без надежды;
Присутствие духа возвращается ко мне на пике отчаяния;
Я радуюсь безо всякого удовольствия;
Я могуществен без силы и власти,
Я хорошо принят, изгнан отовсюду (фр.).

35

Будем веселиться,
Пока мы молоды!
После радостной юности,
После тяжёлой старости
Нас возьмёт земля! (лат.)

Еще от автора Мария Валерьевна Голикова
Рыцарь без меча

Это история о том, как однажды пересеклись дороги бедного бродячего актёра и могущественного принца крови, наследника престола. История о высшей власти и о силе духа. О трудном, долгом, чудесном пути внутреннего роста — Дороге, которую проходит каждый человек и которая для каждого уникальна и неповторима.


Часы рождественского эльфа

Чем меньше дней оставалось до Рождества, тем больше волновались жители небольшого старинного городка. Шутка ли, в этом году в одной из лавок появились поразительные часы, которые могли исполнить чью-то мечту. Что только не загадывали горожане, и каждый думал, что его желание – самое важное. Но смог ли кто-то из них заинтересовать обитателя фантастических часов и открылся ли кому-то главный секрет волшебного времени? В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.