Зима с Франсуа Вийоном - [6]
— Даже если бы я знал, мой юный друг, я бы хорошенько подумал, прежде чем сообщать вам, где он живёт.
Анри вспыхнул, сверкнул глазами и сделал движение рукой, сразу выдавшее его привычку носить при себе кинжал, несмотря на настойчивые запреты закона, и хвататься за этот кинжал по малейшему поводу. Но месье Леве не удивился — похоже, он видал и не таких, даром что был книгоиздателем. Люди, имевшие дело с книгами, традиционно считались беспомощными в уличных потасовках, а Пьер Леве, похоже, был исключением из правила… Он сделал рукой жест, призывавший остыть и вложить в ножны все кинжалы, даже воображаемые.
— Не стоит так горячиться, месье, и не стоит принимать всё на свой счёт: это плохая привычка. Как только человек избавляется от неё, становится не мальчиком, но мужем… Впрочем, иные доживают до седины, оставаясь мальчиками, — это уже выбор судьбы и дело вкуса. Нет, тут дело совсем не в вас, месье… простите, как ваше имя?
— Флёри. Анри Флёри.
— О, вы часом не сын ли достопочтенного мастера-переплётчика Теофиля Флёри?
— Нет, мой отец занимается другим ремеслом, — ответил Анри, прожигая издателя Леве чёрными глазами.
— Уверен, что он такой же превосходный мастер своего дела, как Теофиль Флёри… Нет, тут причина совсем не в вас. Мне самому, знаете ли, стоило немалого труда раздобыть рукопись мэтра Вийона, чтобы издать эту книгу! Эта книга — моя гордость! А судьба её автора — прятаться, даже если он чист перед законом.
— Но почему? — с искренним непониманием перебил Жан-Мишель. — От кого же тогда прятаться?
— Все мы прячемся, месье, — от кого-нибудь или от чего-нибудь… Месье Вийон — не просто поэт, понимаете ли, он не просто слагатель стихов.
— Я понимаю это! — с волнением поддержал Жан-Мишель. — Это великий поэт!
— Да, но кроме того… Если вы читали его книгу, вы должны понимать, что ему пришлось нелегко.
— Но… — начал Анри с напором.
— Я не знаю, где он, и не знаю, жив он или нет. Скорее всего, нет, — сказал Пьер Леве, и в его голосе отчётливо прозвучало: «Разговор окончен».
— Хорошо, — упрямо продолжал Анри. — Но откуда-то же вы взяли рукопись мэтра Вийона! Просто направьте нас, месье, к этому человеку.
— А могу я узнать, зачем вам нужен мэтр Вийон? — в глазах Пьера Леве заискрилась улыбка.
— Месье, вы не вправе… — начал Анри, но Жан-Мишель его прервал и заговорил спокойно, как всегда:
— Я прочитал сочинения мэтра Вийона, месье Леве, и захотел с ним познакомиться, чтобы поблагодарить его за талант, задать кое-какие вопросы, узнать его мнение о современной поэзии, а если очень повезёт, то и получить от мэтра Вийона совет… Согласитесь, в желании познакомиться с одним из лучших людей нашего времени нет ничего странного или удивительного!
— Понимаю и всецело одобряю такое желание, но боюсь, что ничем не смогу вам помочь.
— Тогда для чего вы задали этот вопрос, месье? — спросил Жан-Мишель, не скрывая разочарования.
— Мне это интересно как издателю. Мне важно знать, как люди воспринимают книги, которые я печатаю.
— Что ж, мы благодарим вас, месье, и сожалеем, что отняли у вас время, — произнёс Анри так вкрадчиво, что Жан-Мишель сразу понял: Анри что-то задумал. — Только, если позволите, ещё один вопрос.
— Что вас интересует?
— Портрет мэтра Вийона в этом издании… скажите, он подлинный? Или вы просто взяли подходящую гравюру? Если уж моему другу не суждено познакомиться с самим мэтром Вийоном, он имеет право знать, кто изображён на этом портрете — настоящий мэтр Вийон или нет!
— Можете считать, что это мэтр Вийон, — уклончиво ответил издатель.
— Мы можем считать всё, что угодно, месье, — Анри вернулся к своей обычной вызывающей манере. — Нас волнует правда!
— Я не художник, месье Флёри. Это вопрос не ко мне.
— Но кто художник? Кому я могу задать этот вопрос? Только скажите мне, месье Леве, я немедленно отправлюсь туда и узнаю! Или мы опять придём к вам, — пригрозил он с улыбкой. Жан-Мишель мысленно отметил, что, произнеси такие слова любой другой из его друзей, они прозвучали бы как неслыханная дерзость — а вот Анри всё сходило с рук.
Пьер Леве оценил шутку.
— Ну, перед такой страшной угрозой мне не устоять. Знаете дом месье Клоделя, через две улицы отсюда?
— Да, месье! — вдохновился Анри.
— Рядом с ним живёт художник Фабьен Мессонье, в этой книге — его иллюстрации. Кланяйтесь ему от меня.
Друзья поблагодарили Пьера Леве и направились к художнику, а Пьер Леве долго смотрел им вслед своим внимательным взглядом. Перед самым поворотом Жан-Мишель почувствовал этот взгляд и обернулся. Ещё раз поклонился, чтобы скрыть растерянность и недоумение, и свернул на другую улицу, немало озадаченный. Встреча с издателем сбила его с толку, правда, что именно его смутило, он пока не мог понять. Его чувства исчерпывающе выразил Анри, когда заметил:
— Чего-то недоговаривает этот Пьер Леве. То ли его попросили хранить секрет, то ли ему самому не выгодно, чтобы кто-то узнал подробности. Странно это всё.
Гравюры-иллюстрации в сборнике Вийона были сделаны по простым, грубым рисункам. При королевском дворе, при дворах богатой знати в то время создавались совсем другие изображения: каждый их штрих был тщательно выверен, они поражали зрителя глубиной замысла, гармонией композиции, тонкостью деталей. От них исходило благородство, призванное озарить их заказчиков и меценатов, они были так же сдержанны и безупречны, как богословские сочинения на латыни, так же изящны и утончённы, как баллады и лэ признанных поэтов. На создание подобных картин, гравюр, миниатюр художники не жалели времени и стараний: всемогущему Господу понадобилось всего шесть дней, чтобы сотворить мир, а людям, не дерзавшим даже мысленно сравнивать себя с Творцом, требовались долгие недели и месяцы, чтобы довести один рисунок до совершенства. А потом этот рисунок становился гордостью заказчика и украшал собою стены его замка или страницы его часослова.
Это история о том, как однажды пересеклись дороги бедного бродячего актёра и могущественного принца крови, наследника престола. История о высшей власти и о силе духа. О трудном, долгом, чудесном пути внутреннего роста — Дороге, которую проходит каждый человек и которая для каждого уникальна и неповторима.
Чем меньше дней оставалось до Рождества, тем больше волновались жители небольшого старинного городка. Шутка ли, в этом году в одной из лавок появились поразительные часы, которые могли исполнить чью-то мечту. Что только не загадывали горожане, и каждый думал, что его желание – самое важное. Но смог ли кто-то из них заинтересовать обитателя фантастических часов и открылся ли кому-то главный секрет волшебного времени? В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.