Зима с Франсуа Вийоном - [22]

Шло время, сборник стихов Вийона охотно покупали и читали, но мало кто, читая, задумывался, сам ли Вийон придумал ту или иную строку — или же намекнул в ней на свой любимый «Роман о Розе», на Аверроэса, на Вергилия… Да, Вийон писал о жизни — но никогда не упрощал свои стихи в угоду ленивым и нечутким читателям. Он стремился к точности и благозвучию каждого слова — но вовсе не старался понравиться всем и каждому… И чем после этого оказывался поэтический канон? Всего лишь средством, но уже не целью; стихотворения Вийона восхищали содержанием куда больше, чем своей совершенной формой, созданной по канону. Эти стихи ушли так далеко за пределы канона, что он попросту обесценился, лишился смысла. После стихов мэтра Вийона было очень непросто поверить, что в каноне, да и во всём привычном укладе жизни всё правильно и понятно, что всё можно объяснить, расставить по местам. Знакомые порядки больше не казались такими уж верными, и причина этого была стара как мир: грех повсюду искажал совершенное творение Божие, и люди были поражены грехом в первую очередь. Он уродовал их души, мешая слышать Бога, превращая справедливость в жестокость, власть в насилие, благородство в спесь, а смирение в раболепство… Людям только казалось, что они хранили правду и поддерживали порядок; на самом же деле они, не задумываясь, распространяли злую молву и делали всё, лишь бы не замечать в других своих братьев, лишь бы удовлетворить собственную ненасытную гордость…

Жан-Мишель прошёл северную часть города по улице Тампль, потом переулками вышел к церкви Сен-Мери и оттуда направился домой той же дорогой, какой шёл в предместье Сен-Мартен. Он не хотел нигде останавливаться, но всё-таки ему пришлось зайти в таверну погреться. Холод стоял такой, что лицо щипало от ледяного ветра и пальцы немели.

Поблизости оказалось заведение «Боров». Затворив за собой тяжёлую дверь, Жан-Мишель понял, что тихо и спокойно посидеть тут ему не удастся: в «Борове» вовсю веселилась и пила вино компания его дальних знакомых во главе с неким Фабрисом, в недавнем прошлом — школяром, а теперь — тёмной личностью. А Фабрис с друзьями сразу узнали Жана-Мишеля и закричали:

— О, сколько лет, сколько зим! Скорей иди к нам!

Жан-Мишель принял приглашение без особого восторга, потому что Фабрис был знаменит на весь университет своими буйными пьяными выходками — хотя внешне совсем не казался буяном: спокойный голос, узкое лицо с тонкими губами, бесцветные глаза… Впрочем, сейчас он и его приятели смотрелись вполне мирно и дружелюбно.

— Садись, — Фабрис королевским жестом указал Жану-Мишелю на свободное место напротив себя и налил ему полную кружку вина. — Ты знаком с моими друзьями? Реми, Люк, Дидье… А это Жан-Мишель, прилежный школяр и любитель поэзии, все берите с него пример. Слышал, что ты увлёкся стихами Франсуа Монкорбье?

— Почему Монкорбье? Франсуа Вийона, — поправил Жан-Мишель.

— Это одно и то же, — ответил Фабрис. — Его настоящая фамилия Монкорбье.

— А откуда ты знаешь, что мне нравится Вийон?

— Птичка насвистела.

— Птичку зовут Поль, — уточнил Люк.

— Ну и как тебе стихи месье де Монкорбье? — продолжал Фабрис.

— Прекрасные стихи. Но почему ты зовёшь его Монкорбье?

— Потому что он ублю… — начал Люк, но Фабрис оборвал его:

— Ну-у! Брось эти вульгарные выражения, мы тебе не какой-нибудь сброд! Нет, конечно, если тебе больше нравится сброд, чем наша компания, то я никого не держу… — Фабрис вздохнул так, словно умирал со скуки, и в упор посмотрел на Жана-Мишеля. — Скажем так, есть основания считать этого стихотворца незаконнорожденным. Хотя я — лично я — не сомневаюсь, что его мать была самой благочестивой женщиной.

— А я слышал, что Вийон даже не знал, кто его папаша, — вставил Реми.

— Почему не знал? — вспыхнул Жан-Мишель. — Он из нормальной семьи, знал и своего отца, и деда! Только рано потерял отца, к тому же их семья была очень бедной, поэтому мать сама не могла его содержать и отдала на воспитание священнику Гийому де Вийону. Просто я думал, что Гийом их родственник, и у них одна фамилия.

— А оказалось, что нет, — кивнул Фабрис. — Оказалось, что этот Гийом де Вийон — просто благодетель, который по доброте душевной решил помочь бедной вдове и её несчастному ребёнку…

— Ты, надо понимать, не веришь в это? — спросил Жан-Мишель. — Думаешь, он поступил так из корысти? Хотел разбогатеть?

— Нет, ну что ты… Я свято верю в это самое… неважно. Друзья, давайте выпьем за благочестие и доброту, это такая редкость в нашем испорченном, отвратительном, грешном мире! — произнёс Фабрис, и все выпили. Жан-Мишель посмотрел Фабрису в глаза и обнаружил, что тот уже изрядно пьян. Дождался паузы в разговоре и встал, но Дидье ухватил его за плечо и посадил обратно.

— Останься, нам нечасто приходится беседовать с приличными людьми, — произнёс Фабрис, глядя на Жана-Мишеля тяжёлым взглядом. — Может, стихи почитаешь? Из твоего Монкорбье-Вийона что-нибудь?

— Нет, я читать не мастер. Да и тебе Вийон не по душе.

— Он умеет читать только проповеди, — вставил Реми.

— Счастливо оставаться, — сказал Жан-Мишель и встал, но Дидье и Люк схватили его за руки и опять усадили на место.