Зигмунд Фрейд - [37]

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули! – начал разговор он, удобно устроившись с Зигмундом на заднем сиденье просторного автомобиля.

– О да! После вчерашней прогулки я спал как убитый! – поблагодарил Зигмунд, довольно вспоминая воскресный семейный поход в Гайд-парк.

Дэвид удовлетворенно кивнул.

– Расскажите о ваших учениках! – вдруг попросил он. – Я знаю, некоторые из них… ушли от вас…

– Да… Они были непослушными мальчишками, – с отцовской болью в голосе отозвался о них Зигмунд.

– У вас же было психоаналитическое общество? – попытался обратить внимание на более приятные воспоминания Дэвид.

– Психоаналитическое движение, – поправил его Зигмунд, с ностальгией посмотрел в окно и улыбнулся. – Это были счастливые годы моей жизни. Конец моей изоляции и вынужденного «гордого одиночества», куда меня загнали противники психоанализа. Мои теории, мои труды стали обретать международное признание все с более возрастающим успехом. Ко мне примкнуло множество юных и жаждущих личных открытий ученых. Среди них было много амбициозных и подающих большие надежды молодых людей. К некоторым из них я успел очень сильно привязаться за годы нашего знакомства… – горестно вздохнул он. – Я был так самонадеян, так уверен в их преданности моему делу. Я всячески способствовал их индивидуальному становлению, что, по моему мнению, было бы только на благо нашему общему движению… Но я заблуждался… В марте 1910 года в Нюрнберге прошел наш второй международный психоаналитический конгресс, подготовку которого я поручил своему близкому соратнику, Юнгу Научная часть оказалась блистательной и показала, насколько плодотворными являлись новые идеи, насколько перспективна психоаналитическая терапия. К тому времени меня уже давно занимала мысль связать аналитиков более тесными узами, и поэтому я хотел озвучить в ходе конгресса необходимые предложения. По моему поручению, один из самых моих любимых учеников, Ференци, после окончания научной части обратился к собранию с предложениями о будущей организации аналитиков и их работы, но за его призывом сразу же последовал шквал протестов. При всей моей любви к Ференци, он обладал явно диктаторскими чертами и уже перед конгрессом заявил мне, что «психоаналитическое мировоззрение не ведет к демократическому равенству: в психоанализе должно быть правление элиты, построенное, скорее, в соответствии с правлением философов у Платона». В своей речи он в унижительной форме отозвался о венских аналитиках и высказался за то, чтобы центр движения находился только в Цюрихе, во главе с Юнгом в качестве президента. Это стало началом конца… Между отделениями психоаналитического объединения разных стран начались склоки и подковерная возня, переросшая в открытое противостояние. Американские аналитики стремились отделиться от европейских, которые хотели занять главенствующее место. Среди моих учеников и приверженцев возникли разногласия. Я пытался остановить распад нашего движения и как-то выступил перед своей группой со страстной речью, призывая всех к единству и предупреждая, что нас окружает общая враждебность общества и что мы нуждаемся в помощи извне для того, чтобы ей противостоять. Мне даже пришлось драматично сбросить свой сюртук, воскликнув: «Моим врагам хотелось бы увидеть меня умирающим с голоду; мне не оставят даже этого сюртука». Однако мне не удалось остановить бунт, разгоревшийся из-за жажды лидерства. Чтобы как-то успокоить своих соратников и учеников, я заявил о своем уходе с поста президента Венского общества аналитиков, уступив президентское кресло Адлеру. Но даже это не спасло наших отношений. В следующем году у меня произошел болезненный разрыв с Адлером, а еще через очень короткий промежуток времени я был вынужден расстаться с Юнгом и со многими другими моими учениками. Нам вдруг стало не по пути…

Зигмунд скорбно замолчал, обратив свой взор на массивное красное здание, показавшееся в боковом окне.

– Мдаа… – посочувствовал ему Дэвид. – Можете остановиться здесь? Мы пройдемся. – попросил он шофера и, расплатившись крупной купюрой, открыл для Зигмунда дверь.

– Один мой хороший приятель, коллега, является почетным старшим лектором в Лондонском городском университете и проводит своеобразные курсы по психологии. Он их делает в виде ролевых представлений. Дает студентам роли и задания, чтобы те отстояли точку зрения или передали смысл учения какого-нибудь известного психолога, – объяснил Дэвид. – Вас это может поразить, но сегодня первая часть его семинара посвящена именно вам! И мы успели как раз вовремя.

Посмотрев на часы, Дэвид замолчал в предвкушении.

– Вы меня заинтриговали! – не скрывая приятного удивления, произнес Зигмунд.

– Тогда нам стоит поспешить!

Они прошли вдоль маленького сквера, свернули в университетские закоулки и, войдя через главный вход здания, сверившись с указателем, направились к амфитеатру Оливера Томпсона.

Не привлекая внимания, они осторожно прошли в полутемный лекторский зал и никем не замеченные расположились на пустующем верхнем ряду амфитеатра. Нижние ряды были заняты студентами и зеваками из академического состава, пришедшими посмотреть на постановочные дебаты на психологические темы. На сцене за столом восседал главный режиссер сегодняшнего представления – руководитель семинара. В дорогом костюме, с аккуратно зачесанными волосами и солидной неторопливостью в движениях, он, как и Дэвид, производил впечатление состоявшегося в профессии и в жизни человека.