Зигмунд Фрейд - [38]
– Я думаю, что мы можем начать, – мягким баритоном промолвил он. – Если вы готовы, то прошу на сцену по списку: Стив Брикман, «Зигмунд Фрейд», Нил Хоулмз – «Карл Юнг», Крис Уоллер – «Альфред Адлер», Тони Матьюз – «Вильгельм Штекель», Джим Милн «Отто Ранк» и Эми Аддерли – «Карен Хорни».
Шестеро студентов один за другим вышли на сцену «Фрейд» встал посередине площадки, остальные полукругом окружили его с краю.
– Как вы знаете, между Фрейдом и некоторыми его последователями в какой-то период начались серьезные разногласия, приведшие к тому, что многие ученики и приверженцы Фрейда отошли от него и сформировали свои школы психоанализа, – напомнил руководитель семинара аудитории и участникам баталии об этом малоприятном для Зигмунда факте. – Причем многие из бывших соратников Фрейда в основу своих теорий и направлений положили критику фрейдизма. Наша задача сегодня представить дискуссию, которая была или могла произойти между Фрейдом и его учениками. Это необходимо, чтобы лучше разобраться в их взглядах на учение Фрейда и психоанализ в целом. Начнем мы с критических замечаний в адрес Фрейда, после чего, хочу надеяться, мы услышим аргументы самого «Фрейда» в защиту своего учения. Пожалуйста. Пусть начнет «Карл Юнг», – предложил начать он юноше в образе Юнга.
– Да, хорошо… Ээ… – замялся тот, пытаясь освежить в памяти «свои» основные претензии к Фрейду. – В общем так, Стив!
– Я бы все же хотел, чтобы вы обращались к персонажам, а не к игрокам, – прервал его руководитель.
– Да, конечно! – стушевался «Юнг». – Уважаемый Фрейд!
– Ну, может, не так официально, – снова вмешался преподаватель. Зал рассмеялся. «Юнг» почувствовал себя более уверенно.
– Дорогой Зигмунд! – поймал он необходимый настрой. – Смею вам возразить по поводу некоторых ваших постулатов и методики, которая была введена вами в практику психоанализа. Вы знаете, что я долгое время разделял ваши взгляды на многие выдвинутые вами теории, в частности, о природе бессознательного и сексуальности человека, но в результате собственных поисков и более глубокого анализа пришел к выводу о неполноценности и ошибочности вашего учения. В какой-то момент я осознал, что вы необоснованно свели всю человеческую деятельность к биологически унаследованному сексуальному инстинкту, тогда как инстинкты человека имеют не биологическую, а всецело символическую природу. Благодаря моим размышлениям о данном предмете, я выявил, что символика является составной частью самой психики и что бессознательное вырабатывает определенные формы или идеи, носящие схематический характер и составляющие основу всех представлений человека. Как только мне открылась эта истина, то тут же все изъяны вашего учения со всеми их недостатками предстали передо мной. Либидо, которому вы приписывали чуть ли не господствующую роль над мотивами и поведением человека, на деле имело не большее значение, чем общее напряжение. Сексуальный аспект, которому вы так много уделяли внимания, являлся лишь производной от символического стремления вернуться к источнику жизни. Так я вскоре понял, что будет более разумно не выдвигать вашу теорию сексуальности на передний план. Я много думал об этом, особенно об этических аспектах этого вопроса. Я считаю, что при публичном провозглашении определенных вещей мы рубим ветвь, на которой покоится цивилизация… Как со студентами, так и с пациентами я пошел еще дальше, не выводя тему сексуальности на первый план. На практике это избавило нас от необходимости вдаваться в детали неприятных для пациентов тем, в то время как вы продолжаете придерживаться бескомпромиссного пути обсуждения серьезных и неприятных аспектов. Кроме того, я убежден, что видение ситуации целиком зависит от человека. А поскольку у разных людей и психическая организация различна, то они, соответственно, и видят по-разному, и выражают разное. То, что вы говорили о роли сексуальности, об инфантильном удовольствии и его конфликте с «принципом реальности», об инцесте и тому подобном, – все это прежде всего является самым верным выражением вашей личной психологии, ваших личных неврозов. И я не могу удержаться от упрека вашей школе. Она чрезмерно много внимания уделяет изучению человека под углом его дефектов и патологий. В отличие же от вас я предпочитаю изучать человека, исходя из его здоровья, а также стремлюсь освобождать больных от навязанных вашим учением взглядов на психологию. Я не знаю о случаях, где вы хоть в чем-то вышли бы за рамки собственной психологии и избавили своего пациента от того недуга, от которого страдает и сам врач, то есть вы. Ваша психология представляет собой психологию невротического состояния определенной чеканки, следовательно, она является действительно истинной лишь в пределах соответствующего состояния. В рамках этих границ вы правы и законны – даже там, где ошибались. Впрочем, я отдаю себе отчет, что я всего лишь служил цели человеческого познания, цели, которой также хотели служить и вы, и которой вы, несмотря ни на что, служили. Разница же в наших взглядах основывается главным образом на различии принципиальных предварительных положений. Но предварительные положения неизбежны, а поскольку это так, то и не надо делать вид, будто бы их вовсе не было.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.
Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) – известная советская художница. В этой книге собраны ее воспоминания о многих деятелях советской культуры – о М. Горьком, В. Маяковском и других.Взгляд прекрасного портретиста, видящего человека в его психологической и пластической цельности, тонкое понимание искусства, светлое, праздничное восприятие жизни, приведшее ее к оформлению театральных спектаклей и, наконец, великолепное владение словом – все это воплотилось в интереснейших воспоминаниях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мемуары выдающегося менеджера XX века «Моя жизнь» – одна из самых известных настольных книг предпринимателей, в которой содержится богатейший материал, посвященный вопросам организации деятельности. Выдержав более ста изданий в десятках стран мира, автобиография Генри Форда не потеряла своей актуальности для многих современных экономистов, инженеров, конструкторов и руководителей. За плечами отца-основателя автомобильной промышленности Генри Форда – опыт создания производства, небывалого по своим масштабам и организации.
«Без любви жить легче» – это воспоминания человека, который «убивал на дуэли, чтоб убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал», но вечно стремился к благу и, оценивая прошлое, искренне раскаивался во всем содеянном. Приступая к изложению «трогательной и поучительной» истории своей жизни, Л. Н. Толстой писал: «Я думаю, что такая написанная мною биография будет полезнее для людей, чем вся та художественная болтовня, которой наполнены мои 12 томов сочинений…» Перед вами исповедь горячего сердца, которое металось от безверия к отрицанию искусства, но вечно стремилось к внутренней правде: «Когда я подумал о том, чтобы написать всю истинную правду, не скрывая ничего дурного моей жизни, я ужаснулся перед тем впечатлением, которое должна была бы произвести такая биография.».
«Живу до тошноты» – дневниковая проза Марины Цветаевой – поэта, чей взор на протяжении всей жизни был устремлен «вглубь», а не «вовне»: «У меня вообще атрофия настоящего, не только не живу, никогда в нём и не бываю». Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, Марина Цветаева явилась уникальным глашатаем «живой» человеческой души. Перед Вами дневниковые записи и заметки человека, который не терпел пошлости и сделок с совестью и отдавался жизни и порождаемым ею чувствам без остатка: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней».Марина Ивановна Цветаева – великая русская поэтесса, чья чуткость и проницательность нашли свое выражение в невероятной интонационно-ритмической экспрессивности.
Когда подняли безымянную плиту, под нею оказались еще несколько тяжелых плит (две были отлиты из металла). Император покоился в четырех гробах, заключенных друг в друга. Так англичане стерегли его после смерти… Наконец открыли последний гроб. В истлевшей одежде, покрытый истлевшим синим плащом с серебряным шитьем (в нем он был при Маренго), император лежал совершенно… живой. Он был таинственно не тронут тлением!