Зигмунд Фрейд - [35]

– Вильгельм, я знаю, что вы необычный пациент! – рискнул я как-то задобрить его. – И мне бы очень хотелось понять, в чем заключается ваша уникальность!

Вильгельм в ответ округлил губы и закивал головой. Не очень понимая, что он мне хочет этим сказать, я решился на уловку.

– Есть что-нибудь, что вам хотелось бы сейчас больше всего?

Расплывшись в идиотской улыбке, Вильгельм довольно захрипел и потянулся рукой вниз под стол.

– Нет, нет! Только не сейчас! – остановил я его от легкомысленного поступка. Вильгельм недовольно надул щеки и натужился.

– А вот это было не очень культурно! – пристыдил я его, стараясь дышать редко и поверхностно.

Вильгельм расстроился и в знак протеста впал в ступор.

– Ну что ж… Попробуем в следующий раз… – признал я свое поражение.

Последующие вечера я решил не докучать Вильгельму расспросами, но позволил ему сидеть в моем кабинете, пока я разбирался с научными трудами. Он, на удивление, вел себя тихо. Что-то мычал себе под нос, увлеченно разглядывая паутину на книжной полке и лишь изредка по привычке портил воздух. Когда же ему становилось совсем скучно, то он начинал себя аутоэрогенно стимулировать, но тут же прекращал это непристойное занятие, повинуясь моим строгим приказам. Так проходил вечер за вечером, пока однажды не произошло чудо. Все было как и в прежние вечера, я изучал статьи, а Вильгельм был занят сам собой в углу комнаты.

– Хочу жареный бифштекс! – вдруг капризно произнес он.

– Что?! – не поверил я своим ушам и резко повернулся в его сторону.

– Бифштекс! Жареный! И с кровавой прожилкой! – истерично завопил он.

– Хорошо… Хорошо… Вильгельм… – боясь спугнуть внезапное исцеление, я аккуратно сполз со стула на пол и на коленках подобрался к нему поближе.

– Ты поговоришь со мной, если я достану тебе жареный бифштекс?

– С кровавой прожилкой! – требовательно насупился он.

– Договорились… – как можно мягче ответил я и стал судорожно вспоминать, где в Вене можно было бы достать приготовленный бифштекс в пол двенадцатого ночи. На ум пришел мой кузен по материнской линии, бредивший нелепой идеей – открыть круглосуточное заведение, торгующее жареными котлетами, зажатыми меж двух горбушек халы и политыми каким-то острокислым соусом. Впрочем если быть до конца откровенным, то в тот поздний вечер я на какой-то миг даже уверовал, что его идея, возможно, когда-нибудь будет пользоваться спросом. Разбудив аспиранта, я отправил его к своему кузену, строго наказав, чтобы тот принес бифштекс в точности такой, как этого хотел Вильгельм. К моей радости и к беспредельному счастью Вильгельма, аспирант вернулся через час с сочным прожаренным бифштексом с кровавой прожилкой. Бифштекс тут же был передан Вильгельму. Две же горбушки халы я разделил с аспирантом.

– Теперь ты расскажешь мне, почему ты отказался пользоваться нормальной человеческой речью? – осторожно спросил я, наблюдая, как Вильгельм разделывается с бифштексом. Жадно вцепившись редкими пожелтевшими зубами в мякоть мяса, он сверкнул своими мелкими глазенками:

– Достали они меня!

– Кто они? – не понял я.

– Жена и дочка, – прожевав кусок бифштекса, отрыгнул он.

– В каком смысле? – с замиранием сердца уточнил я, брезгливо сморщившись, но не акцентируя внимание на его трапезе, поскольку какое-то невероятное предчувствие внутри меня вдруг заговорило о близости сенсационного открытия.

– Они все время относились ко мне, как к несмышленому ребенку! Нельзя пукнуть, нельзя почесать яйца, нельзя без дела поваляться на софе. А мне это все доставляет удовольствие! – пожаловался он, смахнув ладонью капающий с губ кровавый жир и вытерев его об штанину. – Тогда я решил устроить им бойкот! – захихикал он, хрюкая и тряся головой.

В течение часа он пересказывал мне, как придумал план мщения своей семье, буквально одним днем превратившись в безмолвного самодура. Назло им он делал все, что так бесило их и что так нравилось ему, испытывая наслаждение от их беспомощности и от своих мерзких выходок. Он говорил об этом с таким возбуждением, что я не мог оторваться от его увлекательного рассказа, пока меня вдруг не осенило. Я понял, что за его нарочно вызванным, примитивным поведением скрывалась сексуальная неудовлетворенность, ищущая выход через разные телесные зоны, точнее сказать через естественные отверстия. Так я определил четыре фазы психосексуального развития человека: оральную, анальную, фаллическую и латентную. Позже я открыл еще одну фазу – генитальную. Но это была уже совсем другая история!

Зигмунд довольно сощурился и посмотрел на Дэвида.

– Это просто… Невероятно! Вы каждый раз меня поражаете своими откровениями! Как вам удавалось делать такие открытия? – Дэвид растерянно развел руками и потрясенно уставился на старика.

– Для этого я ничего специально не делал. Все, что мне было нужно для открытий, это лишь моя наблюдательность и умение делать правильные выводы! – закокетничал Зигмунд.

– Уму непостижимо! – замотал головой Дэвид. – И после этого случая ваше открытие получило широкое признание? – предположил он.

– Ну, не сразу и не всеми. Хотя в общем-то да! – тщеславно похвастался Зигмунд. – Правда, иногда это признание меня очень сильно выводило из себя, – вдруг признался он.