Зигги Стардаст и я - [80]
Продолжение следует.
Крепко целую, Старла
Подношу открытку к носу. Она до сих пор пахнет ею: еле слышной ванилью и благовониями. Второй фотографии нет. Наверное, забыла прикрепить.
Роюсь в рюкзаке и нигде не могу найти. Их просто нет. Кусочков подаренного ею креста. Наверное, он пропал навсегда.
А чего еще было ожидать.
13 июля 1973 года, пятница
Еще один день в постели.
Снова кричу в подушку.
Наверное, такая сейчас вся моя жизнь. Тоже мне жизнь. Кажется, теряю рассудок. Вот только что мне хотелось плакать, а через минуту хочется кричать. Так что делаю попеременно и то, и другое. В подушку. Иногда хочется бить кулаком в стену. Не от гнева, а чтобы хоть что-то почувствовать. Что угодно. Может, именно это и пытался делать Уэб…
Предположим, они победили. Те они, о которых говорил Уэб. Те они, которые хотят, чтобы я считал себя сумасшедшим, хотят, чтобы я навсегда остался сломанным. Отлично. Я сдаюсь. Выбрасываю белый флаг, потому что больше не могу.
Пронзительно ору в подушку.
Вот, видите – я теряю рассудок.
Остаюсь лежать в постели, глядя в потолок. Думая о нем. Это единственное, благодаря чему я не схожу с ума окончательно. Мой Уэб Астронавт, парящий где-то. Интересно, где. Хэл говорит, они убили его, но я не верю. Нет. Я его по-прежнему чувствую…
Желудок скручивает болью. Больно думать о том, что сделал с нами Хэл… о том, что может продолжать ухмыляться, отплясывать у костра, в то время как мы, оторванные друг от друга…
Закрываю глаза, чтобы снова увидеть лицо Уэба. Другое. То, которое хочу помнить всегда. Там. Глядящее на меня: глаза полны безумного отчаяния и тревоги… и, может быть, любви. Не знаю…
Надолго не получается. Потому что тогда лицо искажается, превращаясь в изуродованную кашу в тот момент, когда его утащили во тьму, и приходится снова смотреть в потолок. Чтобы забыть. Боже, как больно. Я кричу в подушку – так громко, так сильно, что, кажется, крик порвет голосовые связки.
Как бы хотелось коснуться его, почувствовать запах, увидеть его, ощутить вкус…
Еще один раз.
Мне нужно знать. Необходимо каким-то образом выяснить, как он. Где бы ни был…
Вползаю в чулан, сжимая в руке рюкзак.
Давненько я здесь не был. Воздух спертый, застоявшийся. Почти засушенный. Не знаю подходящих слов…
Включаю лампу.
У нас что, землетрясение было? Все выглядит каким-то другим. Измененным. Помнится, в Миссури проходит какая-то там линия разлома… Глаза Зигги моргают мне в ответ: гламурно-блестящие, улыбающиеся и подбадривающие, – но часть их теперь устилает пол, и мамин портрет покосился. Неужто от моих воплей? Номера National Geografic разбросаны вокруг, и…
Из-под них выглядывает журнал «Interview».
Тот самый.
Который я припрятал в тот день, когда Старла сказала, что уезжает; тот, который «до смерти хотела мне подарить»… Пролистываю его до той статьи. Здоровенные мышцы и зубастые улыбки смотрят со страницы. И этот заголовок снова вышибает из меня дух: «ГЕЙ – ЗНАЧИТ ХОРОШИЙ!»
Слеза выбегает из глаза прежде, чем я успеваю ее остановить. НЕТ! Захлопываю журнал. Кажется, в нем что-то есть. Трясу страницы; это что-то выпадает мне на колени: значок Уэба. Тот, с его куртки, оброненный, когда он был здесь. О боже…
Верчу в пальцах. Позволяю острой булавке пару раз уколоть большой палец. Хотел бы я быть этой булавкой. Тогда смог бы приколоть себя к его куртке и остаться рядом с его сердцем…
Как тогда, когда танцевали в комнате, когда он назвал меня своим Зигги, когда я впервые почувствовал себя собой. Собой. Настоящим собой. Почувствовал, какой на самом деле могла быть жизнь – не на Луне и не в какой-то параллельной вселенной. Нет. Она с самого начала была здесь. На этой сломанной маленькой планетке, в сломанном маленьком Миссури, в сломанном маленьком городке Крев-Кёр. Здесь.
Скручиваю ворот футболки с Зигги. Лицо горит, пылает. Как тогда, когда Уэб взял меня ладонями за щеки в ту ночь, говоря, что больше не будет прятаться, когда смотрел мне прямо в глаза, и плакал, и рассказывал…
Швыряю значок о стену и испускаю вопль.
«Что такое, золотко? Что случилось?» Мама. Она наклоняет ко мне голову, ее глаза-океаны не моргают.
– Они не победят! Я не позволю им победить! Я не!.. – Голос сквозь слякоть соплей и всхлипов гремит, как гром.
«Не позволишь победить кому, золотко?»
– ИМ. Всем. Им всем! Доктору Эвелин, папе, ХЭЛУ… не позволю… больше это делать, я не могу… так жить… – Ее лицо теряет четкость, река масляных красок. – Эти процедуры… ложь… скрытность… я не буду притворяться… Я не могу делать вид, что они помогают… потому что это не так. Они не помогают, мама. Никогда не помогали. И никогда не помогут…
«Тогда не притворяйся больше, горошек. Ты не обязан». – Она пытается дотянуться до меня из картины, пытается обнять меня…
Но не может. И никогда не сможет.
– В том-то все и дело… у меня нет выбора… доктор Эвелин сказала папе, что она неправа. Наверное, по-прежнему думает, что я сумасшедший со спутанным сознанием, долбанутый электричеством фрик… Но нет, она действительно неправа, потому что я не сумасшедший. Я не… я не дам больше пристегивать себя или загонять в какую-то дурацкую, крошечную каморку, чтобы убрать с глаз долой навсегда – БОЖЕ! Может, я все же сумасшедший…
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Уолши переехали в Сиэттл с другого конца страны, чтобы начать все заново. Очаровательная семья с пятью детьми тут же подружилась со всеми соседями в округе. Никто и подумать не мог, что они уехали из родного города… из-за травли всей семьи. В этот раз у них все сложится. Они будут обычными и милыми. Осторожными. Они будут держаться столько, сколько получится. Или пока один из них не спросит себя: «Готов ли я дальше притворяться ради вас?» И с этого момента все изменится навсегда…
Вот уже несколько дней один папа и одна мама задают бесконечный вопрос: что же случилось с их сыном на самом деле? Им известна официальная версия, которую они рассказывают всем, озвучивают родственникам, друзьям, журналистам… версия, в которой они сами сомневаются, но заставляют себя в нее поверить. Они пока не решаются ни о чем его спрашивать, не знают, как подойти к этой теме. Возможно, они не готовы услышать ответы. Поэтому они прислушались к советам и передали все в руки психолога, чтобы тот смог добраться до истины.
Книга – бестселлер. Семь уроков, семь мудрых советов, которые позволили главному герою поверить в то, что нет ничего невозможного, и один проводник в прекрасное будущее. Живешь ли ты так, словно твоя жизнь бесконечна? Или осознаешь, что каждый день уже не вернуть? Эта книга для тех, кто имеет смелость и стремление достичь чего-то большего в жизни, осуществить свою настоящую большую мечту. Трогательная история Ёске и Харуки подарит знание – у тебя есть все, чтобы стать кем угодно. У нас только одна гарантия в этой жизни, что все мы умрем, остальное – в наших руках.