Зигфрид - [46]

Теперь я опять под землей на глубине пятнадцать метров и должна признаться, что чувствую себя здесь уютней, чем на улице. Возвращаюсь к тому, на чем я остановилась вчера.

Вечером того же дня я созвонилась с родителями и, несмотря на воздушную тревогу, настояла, чтобы меня отвезли в Мюнхен. Лишь у них я наконец более — менее разобралась в том, что произошло. Родители были до смерти напуганы, когда обо мне столько недель не было ни слуху ни духу, а дозвониться в Вольфшанце им все никак не удавалось. Через несколько дней после того, как меня доставили в Бад-Тольц, явился офицер гестапо и забрал мою мать с собой в центральное бюро. Там до ее сведения довели, что комиссия СС по контролю за чистотой расы и происхождения выяснила, что у нее, Франциски Кронбургер, бабушка еврейка и что, следовательно, ее расовая чистота не абсолютна. Это стало ясно после изучения архивов отдела записи актов гражданского состояния деревни Гейзельхёринг в Оберпфальцзене, где она родилась.

Мои родители были потрясены до глубины души, но я не могла им сказать, о чем в ту минуту подумала: налицо был заговор с целью дискредитировать меня и Зигги. Выходит, что и я не чистая арийка и Зигги тоже. Откуда им было знать, что сын Фальков, расставшийся с жизнью в результате несчастного случая, был Зигги! Получалось, что в жилах у сына фюрера течет еврейская кровь! Что тут началось, настоящий ад! Я знаю его и могу себе представить, в какую ярость должно было повергнуть его это известие…

(Не иначе как сам черт строит козни — неожиданно погас свет. Я решила, что это настал мой смертный час, воцарилась кромешная тьма, словно внутри матки; с ручкой в руке я замерла, прислушиваясь к шорохам в коридоре и в комнатах Ади, по соседству с моими; когда с горящим карманным фонариком и набором свечей на пороге появился Линге, свет снова вспыхнул.)

Адольф Гитлер — отец хилого еврейского ребенка! Ничего страшнее нельзя было придумать, и он ни на секунду не задумался, как в таком случае следует поступить. Гретель вместе с Фегеляйном тоже могли оказаться втянутыми в катастрофу. Бедная Гретель, она была на третьем месяце беременности и вдруг выясняется, что ее ребенок не чистокровный ариец. Но правда ли это? Мама родом из деревенской семьи правоверных католиков, я воспитывалась в монастырской школе; ни о каких родственниках евреях никогда не было и речи. В полном отчаянии папа пытался добиться разговора с фюрером, но ему это, естественно, не удалось. К счастью, он вспомнил, что накануне женитьбы сделал официальные копии со свидетельств о рождении, своего и маминого, на случай, если вдруг они понадобятся при устройстве на работу или что-то в этом роде. Он отыскал их на чердаке в старой коробке из-под обуви, и фальсификация стала очевидна.

В этом деле могло быть замешано только гестапо. Но кто отдал приказ? И для чего? Кто мог бояться крошечного мальчишку? Но горше всего мне было от мысли, что Ади сам приказал казнить своего сынишку, в котором души не чаял. Как такое возможно? Я люблю его, но я его не понимаю. А сам он себя понимает? Задумывается ли он когда-нибудь о себе самом?

20. IV.45

Сегодня у Ади день рожденья — ему исполняется пятьдесят шесть. Кто этого не знает, тот подумает, что семьдесят. Наконец-то удалось немного побеседовать с ним с глазу на глаз.

Он встал в одиннадцать, и все сразу пришли его поздравлять, вся эта банда: Борман, Геринг, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, Шпеер, Кайтель, Йодль. Они добрались к нам по туннелям из своих бункеров, расположенных под их министерствами и штаб-квартирами, отнюдь не лишняя предосторожность, ведь американцы снова прислали целую флотилию, тысячу летающих огнеметов, и целый час бомбы градом сыпались на бедный город. Несмотря на то что мы находимся на самом нижнем этаже и сверху над нами два метра земли и пять метров бетона, над головой у нас стоял треск и грохот, бункер трясло, и во многих местах с потолка сыпалась штукатурка. Геббельс считает, что это подарок наших противников ко дню рождения, чуть позже именинник получил вдобавок удары английских бомбардировщиков и обстрел со стороны русских — их артиллерийские снаряды долетают теперь до центра города. Не могу скрыть, что испытываю особую гордость, стоит мне подумать о том, что для того, чтобы хоть как-то унизить шефа, понадобились многомиллионные армии, гигантские воздушные флотилии и все эти бесчисленные жертвы. Какая женщина может похвастать таким другом? А ему самому все это кажется вполне естественным.

По окончании церемонии поздравления он, несмотря ни на что, отправился в сад для вручения Железных крестов построившимся в шеренгу ребятам из гитлерюгенда. В этот момент мне очень хотелось поймать Гиммлера и расспросить его, известно ли ему что-либо об акции гестапо в архиве Гейзельхёринга, но я не решилась. Весь остаток дня был посвящен переговорам, и вечером все эти важные шишки понеслись от нас сломя голову прятаться в более безопасные места. Завтра, похоже, вокруг города сомкнётся кольцо окружения. Я вижу, что теперь, когда речь идет об их собственной жизни, все они смертельно напуганы. Все эти трусы в последний раз пытались убедить шефа бежать в Баварию и оттуда дальше вести войну, но он полон решимости умереть в Берлине. Шпеер вдруг тоже исчез, не попрощавшись; он единственный, о ком я буду жалеть, если вдруг больше никогда его не увижу. Из ближайших соратников остался один только Геббельс и еще, к сожалению, Борман.