ЖЫвотные в моей Ж - [8]
— Нет. Никогда.
И заорала:
— Потому что я крыса очкастая!
Музыка моя
Музыкой я занималась с трех лет. Мама водила меня на фортепиано в подготовительную группу музыкальной школы. Преподавательницу звали Жанной. Эта злобная барышня пиздила меня линейкой по пальцам. Я никак не могла расслабить руки, держать воображаемое «яблочко», чтобы кисти была круглыми. Я жаловалась на Жанну, но мама мне не верила — при родителях эта сука по рукам не била, а была спокойна и строга.
Мама в ответ на мои жалобы рассказывала о своих школьных годах. В ее классе, например, географичка во время урока ковыряла длинной указкой то в зубах, то в щелях в полу — и этой же указкой лупила детишек по спинам за неправильные ответы. Я должна была сделать очевидный вывод: с Жанной мне повезло.
На вступительных экзаменах в музыкальную школу Жанна сидела в комиссии. Сыграла я отвратительно. Маме объяснили, что ребенок профнепригоден. Но та не поверила и потащила меня в первую ДМШ, лучшую в городе. Там я никого не боялась, и мне сказали, что у меня абсолютный музыкальный слух, хороший голос и талант. Педагоги напрасно проявили демократичность и спросили меня, на каком инструменте я сама хотела бы заниматься. Предложили на выбор три: фортепиано, скрипку и виолончель.
На пианино я точно играть больше не хотела и чуть не расплакалась, когда объяснили, что все равно придется в рамках общего курса. Скрипку уже видела и слышала. А вот что такое виолончель, я не знала, и выбрала ее. Все были удивлены, но перечить не стали. Только мама сказала, что я дура. Стоило мне увидеть эту бандуру, я сразу согласилась с мамой.
Учительницу звали Лилия Ивановна. Ее ломало заниматься со мной весь урок, поэтому она заставляла учить стихи — типа для развития памяти. Меня это раздражало, так что к одному из занятий я постаралась подготовиться особенно хорошо. Все сорок минут я рассказывала ей стихотворение Лермонтова «Воздушный корабль».
Говорила я медленно и выразительно. После строчек:
сделала длинную паузу, и на глазах у меня показались слезы. Я очень любила Францию.
Лилия Ивановна сказала, что стихи учить больше не надо.
Я таскала виолончель на своем горбу, и это отбивало у меня всякую любовь к искусству. Но мало того — параллельно мама записала меня еще и на гитару. Была куплена гитара, тяжелый футляр — и в те дни, когда виолончель оставалась дома, я сгибалась под тяжестью гитары. Зато на футляре можно было кататься с горки.
Как-то я занималась дома. Мама стояла рядом и давала мне полезные советы. Видимо, пахан не смог этого выносить, потому что ворвался в комнату и с воплем: «Да что ты с ней трахаешься, видишь же, не хочет она нормально учиться!» — вырвал смычок и ударил им по голове. Тот разломался пополам, я зарыдала, но почти сразу обрадовалась — сегодня занятия точно отменялись.
— Зачем же ты с белым волосом смычок сломал! — закричала мама. — Не мог с черным схватить? Ты хоть знаешь, сколько он стоит — концертный смычок?!
Помимо музыки, в первом классе я занималась еще фехтованием, акробатикой и ходила в бассейн. Чувство усталости преследовало меня постоянно, а радовало только фехтование. Мне дали рапиру, и я постоянно пыталась свинтить с нее наконечник, чтобы кого-нибудь победить по-настоящему. Мне казалось, что такие бои, без крови — хуйня и профанация. Я все время напевала песенки из фильма «Три мушкетера», вроде
Это поднимало мой боевой дух.
В группе по фехтованию я была единственной девочкой, и самой маленькой к тому же. Остальным ребятам было от четырнадцати лет, они ругались матом, а я делала им замечания. И вот первый поединок! Тренер поставил меня сражаться с щуплым пацаном в два раза старше. Смутило не это — дрался он не так, как учил тренер, а как-то подло. Тогда я стала махать рапирой, тыкать ей ему в маску и орать: «Сдавайся, трус!» Я выиграла бой со счетом «четыре — два». Над парнем все ржали. «Да она ебнутая!» — обиженно сказал тот тренеру. Я это услышала и решила, что после такого оскорбления мне надо либо его убить, либо уйти и больше никогда с ним не встречаться. Убивать его, я рассудила, глупо — он и так мной унижен. Поэтому я мысленно попросила прощения у тренера и ушла по-английски, прихватив с собой рапиру.
Это была моя вторая кража. Брат жутко завидовал и оторвал голову моей любимой кукле Ваньке. Из шеи пупса торчала вата, он был изуродован — выглядело это ужасно. Я пыталась образумить братца, но к своим пяти годам он был избалован до совершенно скотского состояния. С ним никто не мог справиться — только когда пахан начинал его бить, братец слегка приходил в чувство.
На скрипке мы учились у одного педагога — Герты. Она поначалу была в восторге: какие музыкальные дети! Но вскоре она узнала нас получше.
Ко мне была одна претензия — во время уроков я всегда зевала. А что поделать? Все время жутко хотелось спать, а обедала я обычно холодной котлетой с булкой в трамвае по пути из гимназии в музыкалку! Я научилась зевать с закрытым ртом, но она все равно палила меня и пилила, как ту скрипку.
Изолятор временного содержания – не только филиал ада на земле, но и место, где, как в сказочной избушке, собираются самые разные люди – люди, у которых при других обстоятельствах не было бы шанса оказаться рядом друг с другом. Женская «хата» – статья особая. Впервые в русской, если не в мировой, литературе – эта книга рассказывает о тюрьме «в женском роде». Перед читателем этой одновременно до мурашек страшной и до колик смешной книги проходит целая галерея портретов: бизнес-леди и наркоманки, старухи и юницы, – у каждой из них своя история, столь же узнаваемая, сколь и не похожая на другие.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.