Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе - [45]

Вздрагивает от холода... Завтра, говорят, уже должны начать топить... Сегодня днем снег срывался... Нужно на выходной домой съездить, матери помочь...

В дверь постучали властно. Роза открыла и увидела незнакомого офицера в парадной форме.

— Роза Кульбакина? Пять минут на сборы!

Она быстро оделась, вышла. У казармы стояла «Волга».

— Садитесь, — сказал офицер.

Ехали молча сквозь темные бесконечные леса, но вдруг открылось громадное зарево, в ярко освещенном небе летали голуби и воздушные шары, прямо с неба свешивались гирлянды разноцветных лампочек, пышные букеты цветов, пахло дорогими духами, слышалась красивая музыка.

— Москва! — сказал офицер.

Остановились у громадного мраморного здания, поднялись по ступенькам, вошли в дверь... На стенах висели портреты государственных деятелей, среди которых Роза вдруг увидела портрет своего отца.

«А мы с матерью алкоголиком его считали, пропащим человеком!» — успела подумать она, и вдруг прямо из стены к ним вышел главнокомандующий, и сопровождавший ее офицер вытянулся и доложил:

— Роза Кульбакина по вашему приказанию доставлена!

Она испуганно попятилась.

— Не бойтесь, Роза! — сказал главнокомандующий. — Я пригласил вас сюда, чтобы лично выразить вам благодарность за проявленные вами мужество, стойкость и героизм! Я знаю — к вам по ночам стучались, но вы не открыли! Вы никого не совратили и сами не совратились! Мне приятно вас видеть, и, если у вас есть какие-то пожелания, скажите, не бойтесь, не стесняйтесь! Что же вы молчите? Может, вы нуждаетесь в чем-нибудь? Не хотели бы вы, например, остаться в Москве? Здесь вам могут сделать пластическую операцию, и вы станете красивой девушкой, выйдете замуж, будете жить счастливо. Может, вам «Лондатон» нужен? Губная помада, тушь, сережки? Я могу распорядиться, и специально для вас отольют медаль «За стойкость при стуке в дверь в условиях ракетного дивизиона, расположенного в глухих, болотистых лесах...». Ну что же вы молчите, Роза Кульбакина?

«Что же я молчу?!» — в ужасе думает Роза, ее душат слезы, она всхлипывает, плачет — и в это время звонит будильник: пора на кухню.

ТАН И ЧВЕНЬ

Они познакомились в условиях непроходимых джунглей, колючей проволоки и ядовитых испарений АКЗП-10. Тан был банщиком, Чвень — скотником. Они сдружились, и более образованный Тан стал обучать менее образованного Чвеня правильному произношению фразы «Ich liebe dich»[*].

— Я считаю эту фразу универсальной, — говорил Тан Чвеню в душной банной пристройке, — и мне очень хочется, чтобы ты овладел ею. Ну-ка, еще разок повторим! Только ты не сжимайся, дыши легко и свободно!

— Ich liebe dich, — произносил потный Чвень.

— Молодец, хорошо, только помягче, помягче! Более трепетно и нежно! Представь себе лотосы в лунную ночь, едва колеблемые слабым и в то же время страстным дыханием ветерка! И не смотри при этом волком, а то ведь это «Ich liebe dich» звучит у тебя, как «Стой, стрелять буду!» Понял?

— Понял, — отвечал совершенно взмокший Чвень.

— Вот и хорошо! А теперь — еще разок! — не унимался Тан.

«Что ему от меня нужно? Зачем мне это? Какой от этого практический смысл?» — тоскливо размышлял Чвень, лежа на циновке рядом со спящими свиньями.

Когда агрессор был повержен, друзья обнялись, распрощались и разъехались по своим провинциям.

В первый же вечер, выпив стакан рисовой водки, демобилизованный Чвень отправился в парк, подошел к незнакомой девушке с лицом утренней орхидеи и сказал:

— Ich liebe dich!

Девушка вскрикнула и убежала.

«Как живешь? Почему молчишь?» — спрашивал Тан в своих письмах.

«Живу хорошо», — отвечал одинокий Чвень.

Шли годы. Тан, проползя пустыри, помойки и свалки, получил звание Магистра Фразы «Ich liebe dich», а Чвень работал прачкой в комбинате «Восход».

— Ich liebe dich! — с надломом и болью произносил Тан в пустых концертных залах.

— Десять, двадцать, тридцать, — отсчитывал Чвень пачки выстиранного и отглаженного белья.

Иногда друзья встречались, пили рисовую водку и вспоминали непроходимые джунгли, колючую проволоку и ядовитые испарения АКЗП-10.

Шесть лет спустя марионеточный режим соседней страны предал интересы своего народа, и друзья были снова мобилизованы. Перейдя границу в районе провинции Минь, они тут же были схвачены вражеским арьергардом, допрошены и по решению военного трибунала посажены на тростник в высокогорной Долине Грез.

Первым в мир Тишины и Покоя ушел Тан, а за ним, тут же, — Чвень. Нет, наоборот: сначала Чвень, а за ним — Тан.

Впрочем, это уже не имеет значения.

УЧЕНИЯ

Стояли на плацу. Над опустевшим лесом ползли тяжелые облака. Вышел Козик, обвел строй тяжелым взглядом, поздоровался. Ответили. Ворон перелетел с ветки на ветку. Развернулись, двинулись к тренажеру. По команде ошкурили и смазали затворы. Расчехлили тренажер, сняли бандаж. Подсоединили шланги, надули тренажер воздухом и заправили смазкой. Наводчики навели цель. Козик нажал рычаг, тренажер сложился по линии бандажа и принял рабочее положение. Еще раз проверили воздух, смазку и цель. Отклонений не было. По команде приступили к синхронному нагреву затворов.

— Не частить! Держать до ста! — кричал Козик в мегафон.