Журба - [32]

— Здесь вы видите буквы и предметы, названия которых начинаются с этих букв. Вот: А — арбуз, Б — бочка, В — вилы, Г — гусь, Д — дом и так далее. Вам для начала надо их все запомнить. Всего в русском языке 35 букв…

— Так много?! — ужаснулся кто-то.

— Разве это много? — усмехнулся Иван. — В китайском вон несколько тысяч иероглифов. А у нас мало, к тому же эта азбука устарела: после революции осталось 33, так как буквы Иже, Ять и Ер на конце слов отменили…

— Ер отменили, зато Хер оставили!

— Отставить разговорчики! — прикрикнул Журба, подражая командиру.

Урок продолжался. Одни бойцы запоминали буквы по картинкам, другие по начертаниям самих букв. Петренко, например, давал им свои прозвища: А — деревянная сажень, Г — виселица, Ш — гребешок, М — сломанная скамейка…

— А еще, — добавил он, подумав, — буква М похожа на взорванный вчера мост!

«Изобретателя» обсмеяли, но Иван заступился:

— А что, неплохо придумано, так тоже можно запоминать. Между прочим, некоторые наши поговорки тоже созданы на сходстве букв с разными предметами или явлениями. Например, про пьяницу сказано: выписывает ногами «мыслете» (буква М), или говорят: стоит «фертом», то есть стоит, уперев руки в бока и напоминая букву Ф. Есть и другие поговорки: поставить точки над i, не понимать ни аза…

— Во, это про нас! — хохотнул Дьяченко.

Великовозрастные ученики резвились как дети, но чаще страдальчески кряхтели, словно тащили что-то тяжелое, но, в общем, дело двигалось. Через несколько дней начали складывать буквы в слоги, а слоги в слова. Иван рассудил, что взрослым людям будут не интересны приведенные в азбуке детские фразы: «Мама мыла раму» и «Маша ела кашу», и выдал им сентенцию понятную и в духе времени:

— Мы не рабы! Рабы не мы!

— Иван Евдокимович, — спросил Дьяченко, — а как писать: «Рабы не мы»? «Не» с «мы» вместе или отдельно?

— Если напишете слитно, вот так, — мел в реке Журбы застучал по доске, прибитой к дереву, — «Рабы немы», то получится, что они немые, то есть молчат и терпят чье-то господство. А здесь отрицание: «Рабы не мы!» — значит, кто-то другой. Поэтому в этом случае надо писать частицу «не» отдельно. Ну, о частицах мы поговорим позже…

С арифметикой у партизан пошло гораздо лучше: считать все умеют, особенно денежку! Однажды урок по математике, как это ни смешно, совместился с занятием по взрывному делу. А взрывное дело было едва ли не главным для партизан. Матрос-анархист Виктор Железняков[4] говаривал, что нынешняя гражданская война — «рельсовая», то есть будет вестись в основном на железных дорогах и в полосе отчуждения. Он знал, что говорил, ведь грузовых автомобилей было еще очень мало, войска, технику и боеприпасы беляки и интервенты перевозили на поездах, а их можно и нужно было взрывать.

…У группы взрывников, состоявшей из Журбы, Шкета и других, имелись: взрывчатка, детонаторы и бикфордов шнур. Не было — часов. Между тем время взрыва железнодорожного полотна или моста надо рассчитывать точно, до секунды, он должен произойти перед самым появлением вражеского поезда, взрывать же до или после — бессмысленно, так как пути будут восстановлены постоянно курсирующим бронепоездом с ремонтной бригадой.

— Я позычил было часы у Степки Сологуба, — говорил Дьяченко накануне операции. — Они у него трофейные, австрийские, что ли, красивые такие, большие, с луковицу. Только не ходят… Я говорю ему: «На хрена тебе такие?» А он: «Зато они серебряные и с цепочкой, я о таких с детства мечтал». Пижон!

— Тогда надо взять часы у командира, — предложил Журба.

— Он уехал куда-то по делам дня на три, — ответил Шкет и вдруг широко заулыбался во весь свой щербатый рот. — Слухайте, хлопцы, а на кой ляд нам вообще часы? Нам же нужны не минуты и часы, а секунды…

— Ну так что, у тебя есть секундомер?

— Нет, но зато у меня пульс — ровно шестьдесят ударов в минуту! Когда не волнуюсь, конечно…

— Или не трусишь?

— Ладно, ты у нас храбрец! Вспомни, как…

— Хватит вам! Давайте для начала проверим, за сколько секунд сгорает аршин бикфордова шнура.

Отмерили ровно аршин шнура, подожгли и молча смотрели на него, шипящего и плюющегося бледным огнем. Журба при этом держал руку на пульсе Шкета. Вскоре огонек погас. Иван сообщил:

— Семьдесят пять секунд!

— И что дальше?

— Надо разметать линию железной дороги тоже в секундах…

— А как это сделать?

— Пошли на место операции. Там и продолжим … урок по математике.

Пришли. Журба задумчиво посмотрел на стальную колею, на телеграфные столбы, тянущиеся вдоль нее от Анненского леса до Хвалынского перевала, что-то посчитал про себя, потом сказал, улыбаясь:

— Вот, хлопцы, вам задачка. От одного телеграфного столба до другого расстояние двадцать пять сажен (знаю с детства, отец был путевым обходчиком), значит, двадцать столбов — одна верста. Товарный поезд идет обычно со скоростью пятнадцать верст в час. Вопрос: когда надо зажечь бикфордов шнур? Берите карандаши, решайте.

Первым решил Андриан Барышников, он, как в классе, поднял руку.

— Если аршин шнура горит семьдесят пять секунд, значит, его надо зажечь, когда поезду останется пройти сто пятьдесят сажен или шесть столбов!