Жуков - [8]

— Мне понятно желание Александра, у него отец богатый, ему есть из-за чего воевать. А тебе, дураку, за что воевать? Уж не за то ли, что твоего отца выгнали из Москвы, не за то ли, что твоя мать с голоду пухнет?.. Вернешься калекой — никому не будешь нужен.

Отказ Жукова последовать за приятелем поставил точку на многолетней дружбе. Выругав Георгия, молодой доброволец тайком от родителей рванул на фронт. Каким-то образом ему удалось очень скоро оказаться на линии огня. Из действующей армии пришло не очень складное, трогательное письмо: «Я, сын своей Родины, не мог оставаться без участия». Через два месяца Сашу привезли тяжело раненным. Только в 1917 году закончился его скорбный путь по госпиталям. Выписали домой. В 1918 году он снова записался добровольцем в армию. В Красную. Убит в том же году под Царицыном.

Пилихин, конечно, не мог предвидеть скорой гибели сына, но и не исключал такой исход. По-своему душевный человек, наставник молодежи, он предложил Егору похлопотать, чтобы его оставили дома на Сод по болезни, а потом не исключал, что вообще «оставят по чистой». Выслушав гордый ответ Георгия Константиновича — здоров и готов идти на фронт, хозяин отматерил будущего героя и в упор спросил: «Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша?» Жуков заверил — долг повелевает защищать Родину, Раздосадованный Пилихин только рукой махнул.

Кровавая мясорубка войны набирала обороты, В июле 1915 года объявили досрочный призыв молодежи года рождения Жукова. Неизбежное случилось. Он съездил в деревню, помог старикам с уборкой урожая, попрощался с друзьями. Без энтузиазма, серьезный и сдержанный приехал в уездный город Малоярославец Калужской губернии, где 7 августа 1915 года был призван в армию. На вопрос об образовании недрогнувшей рукой написал — два класса церковноприходской: школы, что автоматически предопределяло — рядовой. О том, что окончил полный курс городского училища, Жуков умолчал. По причинам, в его глазах очень весомым:

«На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим. Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни, да того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами, и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко».

Формальности на призывном участке отняли считанные минуты — и солдат! Большая и нежданная радость — отобрали в кавалерию, друзья завистливо поглядывали на счастливчика, всех их без исключения направили в пехоту.

* * *

В позиционной войне угасала прежняя роль кавалерии. Профессиональные военные в большинстве с сожалением расстались с былым представлением о красоте и результативности атак в конном строю. Но легенда о благородном роде войск — коннице — жила в юношеских сердцах. Георгию не терпелось встретить свою судьбу на службе военной. Случилось это не сразу. После первоначальной подготовки в Калуге, только в сентябре солдаты-москвичи попали в 5-й запасной кавалерийский полк, расквартированный в городе Балаклее Харьковской губернии. Здесь готовили пополнение для фронтовой 10-й кавалерийской дивизии.

Уже на вокзале Егор увидел, что попал в иной мир. Новобранцев встретили щеголеватые унтер-офицеры гусары, уланы, драгуны. Он не мог оторвать глаз от подтянутого вахмистра гусара. На ум пришли читаные и перечитанные рассказы о гусарской доблести. Но пришлось смириться с зачислением в драгуны. Не гусар, конечно, но все же…

Для современного молодого человека представление о забытых драгунах едва ли идет дальше лермонтовского «драгуны с конскими хвостами», укрепленными на каске для защиты шеи от сабельного удара. Вещи куда более прозаические, чем рубка в конном строю, отличали драгун от остальной кавалерии. Именовавшиеся иногда по старинке ездящей пехотой, драгуны дрались как в конном, так и пешем строю. Следовательно, их учили тому, что надлежит знать кавалеристу и что должен уметь пехотинец. Двойная нагрузка! Учили напряженно, не теряя и часа.

С подчеркнутой военной точностью, уже на другой день по прибытии их переобмундировали, выдали желанную кавалерийскую форму. На склад за конским снаряжением, скрипучим новехоньким седлом и сбруей. Вручили карабин, холодное оружие — саблю, некоторые именовали ее по-драгунски — палаш, и пику. Георгий познакомился с выделенной ему лошадью, темно-серой масти кобылица — Чашечная. Он запомнил ее, красивую и капризную. Конечно, не чета деревенским лошадям.

Волнение и восторг молодого кавалериста, наверное, помогли ему втянуться в учебу. А учили в запасном полку зверски. Помимо личной подготовки — забота о коне. Подъем в кавалерии в пять утра, трехкратная уборка лошадей. Пусть ненасытный фронт отсасывал всю новую кровь, подготовка рядовых в кавалерии от этого не смазывалась. Под бдительным, нередко тираническим надзором опытных унтер-офицеров молодежь постигала азы военной службы. Ребята терпели, до крови растирая ноги при езде. «Терпели до тех пор, пока не уселись крепко в седла». Но не стерпели издевательств младшего унтер-офицера, воспитывавшего увесистыми кулаками. Они ответили тем же, набросили на «дантиста» попону и жестоко избили. Дело замяли.