Жуков - [15]

Хотя, как выяснилось, потребовалось немало усилий, чтобы превратить военный городок в благоустроенный, полк смог организовать правильные занятия по боевой и политической подготовке. Жуков не испытывал особых иллюзий по поводу уровня собственных знаний. Военное образование начиналось унтер-офицерской учебной командой и заканчивалось кавалерийскими курсами красных командиров. Все. Остальное — самообразование, запойное чтение. Но учиться нужно. Подсчитав реальные возможности — полк отнимал 12 часов в сутки, он решил: добавить 3–4 часа на самоподготовку, «а что касается сна, отдыха — ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний». Мужественное решение выполнил.

Тут подоспели крупные изменения в строительстве Красной Армии, обобщенные в Закон о военной службе, принятый в сентябре 1925 года. Наряду с кадровым принципом комплектования вводился и территориальный; Отныне в частях не более 20 процентов штата были постоянными, остальные заполнялись переменным составом — призывавшимися ежегодно в течение пяти лет на сборы (в первый год на три), в остальные на месяц. Сверхидея реформы, озаренная марксистскими рассуждениями, восходившими к «генералу» Ф. Энгельсу, заключалась в том, чтобы сократить до минимума расходы на Вооруженные Силы. Дешевая армия, однако, существует только в представлении фантазеров, и территориальный принцип комплектования, продержавшийся почти до конца тридцатых годов, ничего хорошего Красной Армии не принес.

Для командного состава — громадное увеличение объема работы. Комдив Гай посильно облегчил ее для Жукова, отправив его осенью 1924 года в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград. Переименованная во время учебы там Жукова в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (ККУКС), школа давала основательную подготовку. Рядом с Жуковым занимались К. К. Рокоссовский, И. X.. Баграмян, А. И. Еременко и многие другие, кому выпал жребий вести в бой фронты и крупные соединения в годы Великой Отечественной. В напряженной учебе в ККУКСе они присмотрелись друг к другу, составив представление о будущих боевых товарищах.

Была молодость, было интересно. Товарищи нередко гуляли по центру Питера, любовались замечательным городом. Развлекались. У Таврического дворца предприимчивый дядя поставил силомер — мягкая блин-подушка, шкала и стрелка. Желающий бил молотом, стрелка уходила вверх и замирала у деления, показывавшего силу удара. Под смех друзей Жуков так ударил, что стрелка-гиря, выбив ограничитель, куда-то улетела. Хозяин устройства горестно запричитал: «Что же, товарищ командир, наделал? Где мне подвески брать?» Силой Георгий Константинович был наделен богатырской.

Развивая традиции русской кавалерийской школы, в ККУКСе подкрепляли теорию суровой практикой — полевой тактической подготовкой. Выше любых похвал были последовательные начальники курсов в то время В. М. Примаков и М. А. Буторский. «Приходится с болью в душе сожалеть, — писал Жуков, — что оба, как и многие преподаватели и курсанты, были уничтожены в годы массовых репрессий во второй половине тридцатых…»

Но кто мог знать, что готовит будущее, и тогда по завершении учебы Г. К. Жуков с несколькими командирами решили ознаменовать окончание курсов конным пробегом от Ленинграда к месту службы в Минск. Протяженность 963 километра, через Витебск, Оршу, Борисов. Срок — 7 суток. Участники честолюбиво надеялись побить мировой рекорд. Они уложились в установленное время, были торжественно встречены начальником гарнизона и председателем горсовета. При значительном стечении народа получили правительственные премии, а от командования — благодарность. «Отец часто и с удовольствием вспоминал об этом эпизоде», — написала Эра Георгиевна Жукова, делясь воспоминаниями о детстве.

Конечно, хороший командир-кавалерист не мог по быть спортсменом. Георгий Константинович им стал, отличившись во многих видах конноспортивных состязаний, которые входили в систему боевой подготовки. Он взял много призов в фигурной езде, конкур-иппике, гладких скачках и стипль-чезе. Не говоря уже о показательном владении холодным оружием. Скромную комнату Жукова уже к исходу двадцатых переполняли призы, доставлявшие немало хлопот при частых переездах. Особенно тяжелая бронзовая скульптура — лошадь с поверженным у ее ног рыцарем. Скорбевшая женщина обнимала лошадь за шею. Отличия из благородного металла (в том числе четыре серебряных призовых портсигара) он сдал, как подобало коммунисту, в фонд индустриализации. Уверенность в себе быстро росла. Во всяком случае, в эти времена ему больше нравилось имя «Жорж» вместо Георгия и уж, конечно, накрепко забыто деревенское Егор. После триумфального пробега Жуков съездил в небольшой отпуск в Стрелковку. Отнюдь не отличавшийся излишествами быт красного командира двадцатых представлялся самой благоустроенностью по сравнению с тем, что Жорж увидел на родине.

Отца уже не было, он скончался еще в 1921 году. Мать «заметно сдала», у сестры было двое детей, и она «тоже состарилась», с неудовольствием отметил подтянутый брат, а было ей тогда 31 год… Деревня раздражающе бедна, «народ плохо одет, поголовье скота резко сократилось, а у многих его вообще не осталось». Тем не менее надеялись на лучшее, на Советскую власть, а в «Угодском заводе вновь открылись трактиры и частные магазины». Щеголеватый Жорж отметил, что кулаки и торговцы, со своей стороны, «еще надеялись на возвращение прошлых времен, особенно после провозглашения новой экономической политики». Г. К. Жуков застал ее в деревне на пятом году. Обескураживающе-противоречивая картина…