Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие - [20]
Пролог сразу же преподносит нам много вопросов. Начиная с того, зачем авторы вообще решили включить его в книгу (ведь они провозгласили принцип отказа от разъяснений), до обдумывания странных неоднозначных с художественной точки зрения двусмысленностей, вроде «Анка сосредоточенно сосала палец.» Я бы предпочел чтобы «отказ от объяснений» распространился бы и на удаление пролога (так, кстати, и поступили в сценарии обоих фильмов поставленных по этой повести) или на замену его чем-то более связанным с основным сюжетом, но, увы, свой принцип Стругацкие применяют со странной избирательностью, предпочитая вместо этого углубиться во что-то совершенно далекое от главных идей произведения, например в собирание и дегустацию земляники. Это же относится и к эпилогу.
В одном из своих поздних интервью Борис Стругацкий упомянул о том, что изначально повесть планировалось написать как «веселый, чисто приключенческий, мушкетерский большой рассказ». В четвертой главе мы, кстати, видим тому робкие подтверждения. Хотя в книге и имеется весьма последовательный и стройный сюжет (для Стругацких это большая редкость), читать «Трудно быть богом» мне все же тяжело. Совсем не укладывается в голове та слава, которую снискала повесть и те предложения, которые я читаю в каждой новой странице. Авторы словно специально запредельно утрируют зловонность атмосферы, в которой происходит действие.
Давайте я попробую обрисовать вам этот мир, используя исключительно цитаты самих же Стругацких. «Вонючие улочки» с запахом «неживой ржавчины», погруженные в «зловонные лужи», где люди ходят «босые, в рваных ночных рубашках», «с заплывшими глазами» и со «зловонным насморком», «пропитанные неусвоенным алкоголем», «рыгают от скверного пива», они не говорят, а «рявкают» или «истерически визжат», они «брызгают слюнями» и «сплевывают на стол» за которым едят, они «основательно измазаны в грязи», шагают через «воняющие душной кислятиной» «кучи отбросов» через «трупы собак и зловонные лужи, кишащие белыми червями». Здесь все вокруг «скрипучее» и «чернеет от смрада», «заляпано наслоениями копоти» на улицах «кидаются грязью» и бегают «полуголые девки» «в прожженных лохмотьях», «солдаты с разбитыми мордами» с «тупыми, примитивными мозгами», «в одежде, заляпанной дрянью» либо «наблевывают на пол», «вытаскивая крючьями трупы» либо просто «ворочаются в грязных лужах». Поверьте, мне стоит огромного труда излагать подобное, но ведь это отрывки из авторского текста. Я абсолютно убежден, что даже атмосферу средневековья вполне можно было нарисовать, не опускаясь до такого запредельного уровня зловония текста. Все это очень опечаливает меня.
В «Стране багровых туч» герои страдают из-за тяги приручить ретивую планету и использовать ее ресурсы на благо человечества. В «Пути на Амальтею» потому что должны спасти друзей на спутнике Юпитера, в «Стажерах» из-за попыток разгадать тайну происхождения колец Сатурна, в «Далекой Радуге» потому что становятся жертвами катастрофы из-за попыток ученых сделать открытие, которое должно раздвинуть горизонты науки… В «Трудно быть богом» герои страдают морально и физически без какой-то конкретной, достойной этих страданий цели. Попытки Руматы трансформировать Арканар сродни попыткам КПСС распространить свое влияние, свой строй и идеологию на все государства планеты Земля, в обстоятельствах, когда население всех этих стран (причем и верхние и нижние слои общества) не имеют к этому никакого желания. Это попытка осчастливить через силу, попытка ускорить то, что на данном этапе развития общества ускорить просто невозможно. Подобно тому, как убийство Александра II с целью ускорить приближение к смене общественного строя, привела лишь к еще большему «закручиванию гаек» его сыном, подобно развалу СССР, а вместе с ней и КПСС, погрязшей спустя всего несколько десятилетий в той же самой «серости бюрократии» с которой когда-то пытались бороться ее отцы-основатели, попытки сотрудников Института Экспериментальной Истории в целом и Антона (Руматы) в частотности заведомо обречены на провал и вдумчивый читатель ощущает это с первых же глав книги. Причем, следует заметить, что авторы и сами демонстрируют нам понимание этого в конце первой и третьей глав. «Это безнадежно. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений.» Эту же столь очевидную мысль авторы повторяют снова в диалоге Руматы и Будаха в конце восьмой главы — «оставь нас и дай нам идти своей дорогой».
История землянина, ставшего «наблюдателем» на планете, застрявшей в эпохе средневековья, и принужденного «не вмешиваться» в происходящее, была экранизирована уже несколько раз, однако обе ленты я был вынужден смотреть, без преувеличения с огромным трудом, делая над собой усилие, чтобы досмотреть. Повесть «Трудно быть богом» настолько сюжетно странная, а атмосфера настолько сильно погружена в грязь и зловоние, что ее просто невозможно хоть как-то зрелищно воплотить на экране. Оценки критиков и зрителей (особенно последнего фильма, 2011 года) лишний раз подтверждают сказанное мной.
Около 12 миллиардов лет назад появилась Вселенная. Она стала общим домом для материи, полей и всех живых существ. В основу строения Вселенной был заложен простой принцип Гравитации и двойственной природы мироздания. Были созданы галактики и чёрные дыры, звёзды и планеты, ядра и частицы, мужское и женское начало. На протяжении сотен тысяч лет люди, появившиеся на планете Земля, были окружены магией таинственных знаков и самого главного из них – числа 12. Долгое время человечество не могло понять истинного смысла и важности этого числа.
Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».