Жук золотой - [89]

Шрифт
Интервал

– А попробовать?! – спросил Алексей Иванович.

– Что попробовать? – испугалась дама.

– Пианино!

– Ты что ли будешь пробовать?! – усмехнулась хозяйка.

Алексей Иванович принял еще рюмку, сел за пианино и объявил:

– Рахманинов! Концерт для фортепьяно с оркестром!

Алексей Иванович был в телогрейке, залитой тосолом, в ватных штанах с брезентовыми заплатками на коленях и подшитых ребристым протектором валенках.

Даму чуть удар не хватил. Водкой отпаивали.

Она была директором городской музыкальной школы.

Не знаю, может, и легенда.

Но я сам лично слышал, как на аккордеоне Алексей Иванович виртуозно исполнял «Полет шмеля» Николая Андреевича Римского-Корсакова, «Чардаш» Витторио Монти и «Танец с саблями» Арама Ильича Хачатуряна. Не Рахманинов, конечно, но специалисты знают степень сложности в исполнении и «Чардаша», и «Шмеля». Не говоря уже о «Танце с саблями» Хачатуряна.

Председатель колхоза Крутов, еще не Гертруда, похлопал себя веточкой по голенищу кирзового сапога. Коротко хохотнул:

– У майора Тепленького бульдозера не допросишься, чтобы «Страну Советов» к берегу подтянуть… А тут – пожалуйста! В кораблики не наигрался.

Дебаркадер-баржу затирало во время весеннего ледохода.

Мы думали, что соперничество между колхозниками и базовскими происходит только на футбольном поле. Оказалось – нет! Да и «козлик» у командира части был посправнее председательского.

Алексей Иванович, цепляя крюком трос к носу плота, миролюбиво сказал:

– Да пусть поплавают, Ваня! Моряками станут…

Мечта всегда остается частью свободы.

Даже если она мальчишеская.

Крутов, добытчик лосося, разделял другую точку зрения. Он считал, что свобода есть осознанная необходимость. И поэтому ответил жестко:

– Плавает, Алексей Иванович, говно в проруби. А моряк ходит!

Вообще-то про свободу, как осознанную необходимость, до председателя Крутова сказал Спиноза. Или Гегель?! Еще и на Аристотеля намекают. Тут я подзабыл немного. А Энгельс, Маркс и Ленин потом повторили. Как Державин вслед за Гомером. Не стану вдаваться в не актуальный нынче спор. Замечу лишь одно. Когда позже, в студенчестве, нас посылали осенью собирать гнилую картошку на полях района имени красного командира Сергея Лазо, мы повесили над полевой кухней плакат: «Антошка! Иди копать картошку. Получишь свободу!»

Нас тогда чуть из комсомола не выгнали. В первый раз. Отделался выговором.

Но эпизод с картошкой – кстати. Просто вспомнился.

Приближался час нашего триумфа.

«Тогда я сел в лодку и уплыл оттуда навсегда». Написал однажды лучший репортер советских газет и мой старший друг по комсомольской газете Гек Бочаров.

И к его чеканной мысли нам придется еще не раз вернуться.

Бочарова до сих пор зовут Геком. Хотя он – Геннадий. Не трудно догадаться, почему. Достаточно лишь вспомнить рассказ Аркадия Гайдара «Чук и Гек».

Кон-Тики-Пыку плавно лег на воду. Амурская волна прошлась по его палубе. Но плот даже не притонул. Правильный плот. Он был построен наконец-то по верной технологии, из сухих бревен.

Ребятня на берегу закричала: «Ура!» Пацаны бросали вверх шапки. Миха, Женька, Хусаин, Бурыха и я прыгнули на плот. Хусаинка встал на гребь, мы, по двое с бортов – с шестами в руках.

Флага и паруса еще не было. Их мы поднимем потом.

Мы оттолкнулись от берега.

К тому времени, как поэзию морей, я уже читал записки Ивана Крузенштерна, книгу Геннадия Невельского «Подвиги русских морских офицеров». И Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена, конечно, тоже читал. Какое морское имя Фаддей! Фаддей писал: «В 2 часа утра нашел от SW шквал с дождем и градом, что принудило нас у марселей взять по два рифа; с рассветом ветр (именно так – ветр!) еще усилился, мы закрепили фор-марсель, крюйсель и остались под зарифленнным грот-марселем и штормовыми стакселями, спустили брам-реи и брам-стеньги; по окончании сей работы, когда служители надели сухое платье, дано им по стакану пунша для подкрепления…»

Они спустили брам-стеньги и выпили по стакану пунша. Для подкрепления. Прикинь, Никитушка?! Холодок полз мне за ворот. Я никогда еще не пил пунша. И не закреплял фор-марсели. И ветр не дул мне в лицо, пробирая до костей.

А каких людей, кроме матрозов – так у Фаддея – они взяли с собой на борт! В штатном расписании экспедиции барабанщик, флейтщик, астроном и живописец!

А вот что полагалось на одного человека:

матрозских мундиров и фуфаек суконных – 4; брюк летних фламского полотна – 6; рабочих фуфаек канифасных – 4; шинелей серого сукна – 1; шапок теплых кожаных – 1; шляп круглых – 1; сапогов теплых с сукном внутри – 2; башмаков – 4 пары; рубах холщовых – 11…

Звучало как песня!

«Подарки, назначенные для диких» – так у Беллинсгаузена: колокольчики, бубенчики, свистушки – 185; платки выбойчатые – 100; кремни – 1000; бубны – 2; гусарские куртки – 4; иглы разные – 5000; сережки – 125 пар; зажигательные стекла – 18; табак витой – 26 пудов…

А еще запонки, перстни, стаканы, графины, огнива, ножницы, пилы, ножи, молотки, клещи, долота, буравчики, тиски, рашпили, пуговицы, нитки крашенные, бусы, бисер, свечи, зеркала (аж 1000 штук!), красная байка, синяя и зеленая фланель, крючки и уды рыболовные… «Дабы побудить диких к дружелюбному с нами обхождению, а нам доставить возможность получить от них посредством мены свежие съестные припасы и разные изделия, отпустили в С. – Петербурге разных вещей, могущих нравиться народам, которые почти в первобытном природном состоянии», – писал Ф. Ф. Беллинсгаузен в своей книге «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света…»


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
О! Как ты дерзок, Автандил!

Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Валенсия и Валентайн

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.


Магаюр

Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.