Жук золотой - [47]
В тетрадках деда Митяя я читал, как на берега Амура приезжали «бородатые немцы» – Штернберг и Крейнович (еще один исследователь нивхов) и записывали «гиляцкие сказочки».
Насчет бородатых немцев.
Уже учась в институте, я узнал, что Крейновича звали Ерухим Абрамович. Все-таки в труды деда Исаева вкрадывались ошибки.
– Так вы, оказывается, пришли из Северной Америки! Долго, однако, гнали собачек! Получается, Валерка, что вы – никакие не гиляки, а чисто американские индейцы!
– Или наоборот: гиляки через Берингов пролив поднимались из Азии в Америку! Гиляки основали американскую нацию! – перебил меня Хусаинка.
С Валеркой и Хусаинкой мы валялись на песчаной косе, у любимого Шпиля. Впереди – экзамены за восьмой класс и мореходка в Холмске, на Сахалине! Правда, Хусаин и Валерка пока не решили окончательно. Хусаинка хочет стать механиком, но не обязательно на судне. Валера думает про педучилище. Там есть специальное отделение для народов Севера, и поступить ему туда гораздо легче.
Зато мы втроем, с нивхом Колькой Хансиным и якутом Юрой Валиным, видели себя только на капитанском мостике.
Корабль приближался. Он был уже почти рядом, мой черно-золотой жук. К восьмому классу я знал, что у адмирала Невельского был родственник по фамилии Куприянов. А на Охотском побережье, недалеко от Петровской косы, есть мыс и залив Куприянова!
Валера наши дружеские подначки принимал с усмешкой. Он лежал на спине, смотрел в небо, покусывая веточку черемухи.
Той весной за Шпилем буйно цвела черемуха. Так она еще ни разу не цвела. Дурманящий запах, легкий и сладкий, накрывал скалу, домик Фунтиков и косу, на которой мы загорали.
– Да, – отвечал Валера, – мы так долго мчались, что и собачек всех растеряли. Вот вы, русские, нам и помогли. Теперь мы и не индейцы, и не гиляки. И даже не американцы.
Нартовые упряжки в те времена оставались лишь у старика Фунтика да еще у одного степенного нивха с Вайды, дяди Кости Кевина. Собаководство было истреблено новой властью. Почти пятьдесят процентов нивхов переболели туберкулезом, потому что лишились своей естественной одежды, пошитой из природного материала – собачьих и звериных шкур, меха. Зимой морозы на Нижнем Амуре до минус 40 градусов.
В тайге валялись горы ржавых бочек из-под солярки. Колеи от вездеходов рвали рыжую шкуру тундры в клочья, образовывая топи и карстовые озера, которые меняли местный ландшафт. Зверь из тундры уходил в сопки. Не осталось умельцев, плетущих сети и вышивающих национальный орнамент на обуви и халатах. Никто уже не знал, как ставить ловушки на соболя. Амур, весь в радужных пятнах бензина и нефти вдоль берегов, зарастал неизвестно откуда взявшимися косами вязкого ила и мелями. Пойманная рыба припахивала фенолом и еще какой-то гадостью. Сбрасывали в реку отходы своего производства заводы промышленной зоны Комсомольска-на-Амуре. Да и китайцы, по другую сторону великой реки, тоже не отличались экологической дисциплиной.
– Ну да – не гиляки… А собачек по-прежнему с удовольствием жрете! – парировал Хусаинка.
Продолжался тот нескончаемый спор, начатый еще дедом Митяем. Гиляки говорили смешно, коверкая русский язык. Помню, как на берегу, у рыбацких лодок, старый нивх Лотак просит прикурить у Петра Малькова: «Бедро! Писька е – а-а-а?!» Что означает: «Петро! У тебя есть спички, чтобы прикурить?»
Мужики с гоготом отвечают: «У Петьки не писька, а целая оглобля!» Лотак, отходя в сторонку, обидчиво шепчет: «Зацем маленькая народность обизаес?»
Насчет пожирания собак – чистая правда.
В традиционном меню нивхов собачье мясо по-прежнему занимало достойное место. Мы приходили утром в школу и улавливали сладковатый, иногда просто тошнотворный запах варева, который доносился из каморки школьного сторожа, старого гиляка Ковтуна. Вся школа знала, что Ковтун варит собачатину на обед. И учителя знали. И директор Иван Маркович Поликутин. Но с Ковтуном ничего поделать не могли.
– У нас обычай такой, – оправдывал Валерка старика Ковтуна, – ему надо принести в жертву духам собаку. И съесть ее. Иначе какая-нибудь беда приключится.
Атавизм и природные таланты удивительным образом сочетались в характере нивхов.
В студенческом общежитии по соседству со мной жил нивх Костя. Он учился старше на два курса, на историческом факультете. По воскресениям к нему приходил в гости сородич Дима, нанаец, но тоже с берегов Амура. Он учился в медицинском институте. Что любопытно, и Костя-историк, и Димон – будущий хирург были Ленинскими стипендиатами. То есть из года в год они сдавали экзамены на «отлично». В принципе на любой хабаровский вуз приходилось не более одного-двух таких студентов. Они по праву считались гордостью своих вузов.
Мои земляки степенно садились за шахматы, вырезанные из моржовой кости чукчами-косторезами. Как правило, мы, студенты-филологи, больше играли в «покер», в «кинга» и в приблатненную «сику». Даже не в благородный преферанс. Особенно картежная страсть овладевала студенческой общагой в дни подготовки к экзаменам. Не знаю, почему так случалось. Но Ленинские стипендиаты не могли равнять себя с какими-то заурядными преферансистами. Они предпочитали шахматы – игру для интеллектуалов.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
Учительница английского языка приехала в США и случайно вышла замуж за три недели. Неунывающая Зоя весело рассказывает о тех трудностях и приключениях, что ей пришлось пережить в Америке. Заодно с рассказами подучите некоторые слова и выражения, которые автор узнала уже в Калифорнии. Книга читается на одном дыхании. «Как с подружкой поговорила» – написала работница Минского центра по иммиграции о книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…