Жук золотой - [45]
А Фунтик получил фамилию-кличку от своего умения торговаться с местными купцами. В основном торговали тогда китайцы. Развес муки, пшена, табака и сухарей шел на фунты.
Несколько лет спустя я побывал на Петровской косе и с Чуркой познакомился. Он действительно присматривал за тем, что осталось от стоянки знаменитого адмирала и его людей, которые шли встречь солнца. Да почти что ничего уже и не осталось. В памятный знак, установленный на пригорке, пьяные охотники стреляли из ружей. Чурка в одиночку не мог справиться с местными хулиганами, прямыми наследниками исторических завоеваний прославленного амурского адмирала.
С дедом Митяем у нас вышел тогда идеологический спор. Не случайно, оказывается, он строго смотрел на меня своими голубыми, с отблеском стали, глазами. И говорил о том, что Чурка охраняет остатки первой русской экспедиции.
По Исаеву выходило, что с приходом русских на Нижний Амур нивхи ничего, кроме бед, не получили. Повальное пьянство, туберкулез и сифилис. Вместо теплых и привычных шкур для обуви и одежды – резина, телогрейки и брезентуха.
По версии деда Митяя, русские первопроходцы были не благородными путешественниками, принесшими в дикие края свет и разум, а явились они настоящими захватчиками и конкистадорами. Нивхов поработили, развратили и привели к вырождению. Похожую мысль неоднократно в спорах со мной высказывал и Лупейкин. Насколько я помню, с дедом Митяем они не дружили.
Страшных примеров жестокости, грабежа и истребления туземцев, которыми, как известно, отличались испанские захватчики – участники походов XV–XVI веков в Америку, их и называли конкистадорами, с пылу, что называется, с жару дед привести не мог. Не обладал научным методом исторического параллелизма. К тому же американские индейцы, здесь наши мнения сходились, были загнаны в резервации. А нижнеамурские и сахалинские нивхи по-прежнему жили в своих стойбищах, рядом с русскими деревнями. И пользовались общими благами цивилизации. Стойбищами их деревеньки называть уже было нельзя.
Особенно меня впечатлил житейский пример деда Митяя про шкуры, резиновые сапоги и брезентуху.
Маленькие гилячата, привезенные из стойбищ в наш интернат, не могли спать на белых простынях. Ночью они сползали с постелей и, свернувшись калачиком, устраивались под кроватями на телогрейках и пальтишках. Чистая материя пододеяльников и простыней раздражала их кожу. До красной сыпи на животах, до прыщиков на спинах.
Но что такое прыщики по сравнению с аэросанями, гидрокатерами, глиссерами и вездеходами, которыми мы, русские, заменили на Амуре допотопные нартовые упряжки и гиляцких собак?! В начале тридцатых, сообщал дед Митяй в своей рукописи, состоялся партийный пленум Нижнеамурского обкома ВКП(б) – об искоренении собаководства как пережитка царизма. Глиссеры с лопастями на корме бороздили амурские протоки. Вездеходы топтали ржавую весной и осенью тундру.
Я чуть не задохнулся:
– Да мы! Да мы… Да мы их из феодализма – сразу в социализм! Минуя формацию…
Все-таки уроки истории в исполнении Ивана Марковича Поликутина сделали свое дело. К тому же я стал комсомольцем. Я же не знал тогда, что капитализм – не такая уж и плохая формация!
Дед Митяй глянул на меня холодно:
– А ты в деда пошел. Тот еще был, большевичок…
Что-то между ними, однако – любимое нивхами словечко, было, мне не доступное.
Но тетради для ознакомления он оставил мне.
Первой на нерест в Амур идет горбуша.
Фунтик, высокий и сухощавый старик с косой, посадил нас с Валеркой на корму «гилячки» – длинной плоскодонной лодки, предназначенной как для рыбалки, так и для перевозки грузов. Сам сел на весла.
Вышли на первый замет. Чуть ниже скалы Шпиль, где в густых зарослях черемухи стоял домик семьи Фунтиков. Тетрадок деда Митяя к тому времени я уже начитался, потому и спросил Валерку:
– А почему все нивхи живут на Вайде, а вы – за Шпилем?
Валера отмахнулся:
– Не знаю. Спроси у отца!
Фунтик посадил нас на корму, чтобы мы сбрасывали сетку в воду. Балберы-поплавки должны ровным полукружьем выстроиться поперек Амура. Получался такой своеобразный живой серп, который лодка тянула по воде. Почти от середины реки к берегу.
И если сравнивать желто-серые воды Амура с бескрайним полем, на котором колышутся волны созревшего хлеба, то про сеть, как про серп, точнее не скажешь. Идет жатва, потому что хлеб нашей реки – косяки лососей, плывущих на нерест.
С сеткой мы управлялись споро. В четыре руки. С малых лет мы толкались на берегу, среди взрослых, и набрать сетку на корму лодки, чтобы потом, на стремнине, поплавки ровно ушли на гладь Амура, а грузила растянули сеть, не представляло для нас никакого труда.
Валерка отпускал сеть с особым шиком, присущим гилякам – маленькому народу, веками добывающему лососей из реки. Рыба для нивхов не только основной продукт питания. Из рыбьей кожи гиляки шили праздничные халаты, летние торбаса на ноги – обувь наподобие сапог с высокими голенищами. На головки таких бродней шла шкура тайменя, очень древней рыбы. Такой же древней, как племя самих нивхов.
Валерка одними пальцами касался свинцовых грузил, направляя их правильное скольжение в реку, а балберы, вырезанные из пенопласта, сами падали на воду. Сеть расправилась и натянулась.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…