Жук золотой - [44]

Шрифт
Интервал

Именно такое кушанье могло ждать меня и дома. Но тут был случай особенный. Не часто дед Митяй зовет в гости пацана с улицы.

Я молча принялся за еду.

Дед Исаев был похож на белогвардейского офицера. Высокий и худой, лицо в каких-то благородных то ли морщинах, то ли шрамах. А еще – пробор на голове! Идеальный, как по ниточке. Мама говорила мне, что у деда Митяя особенная судьба. «Может быть, он даже воевал против моего деда?» – думал я, глядя в бесстрастные, голубого цвета, глаза деда Митяя.

Все также пришаркивая, дед принес из комнаты толстые тетради в коричневых дерматиновых обложках. Их было четырнадцать или даже пятнадцать. Целая стопа одинаковых тетрадей. Я заглянул, наугад, в первую попавшуюся и обомлел.

Крупным почерком, не заботясь о запятых, дед Митяй рассказывал, как создавалась деревня Иннокентьевка. То есть он был нашим деревенским Пименом.

Тетради он показал мне потому, что я уже был известным в деревне писателем. Ну, как писателем? Громко, конечно, сказано. Я вовсю печатал не только стихи, но и заметки в районной газете «Ленинское знамя». Мои заметки подписывали «селькор». Дед Исаев, по всей вероятности, рассчитывал на публичность своей работы. С моей помощью.

Забегая вперед, могу сказать, что он ее добился. Спустя всего каких-то десять лет я напечатал о деревенском летописце очерк. И не где-нибудь, а в самой главной газете страны того времени. В «Правде». На последней полосе. Четыре колонки – сверху донизу.

Но – к корням родного гнездовья.

Оказалось, что история деревеньки началась гораздо раньше того замечательного события, когда беглые каторжники вместе с моим дедом Кириллом срубили себе заимки в нескольких километрах от нивхского стойбища Вайда. Позже в научных книгах исследователей Нижнеамурья я прочитал, что на самом деле Вайда – древнейшее поселение нивхов. И называлось оно не Вайда, а Вайды. И нивхов тогда называли гиляками. Хотя такого названия они и не любили. Считали старорежимным, доставшимся в наследство от царизма. Но гиляками их зовут до сих пор.

Слово «гиляки» происходило от тунгусского «киль». Так тунгусы звали своих сородичей с Амура. Ну, а русские позже превратили его в киляки, киляны, киляйцы и, в конце концов, в гиляки. Лично я ничего обидного в слове «гиляки» не видел. Другой вопрос – сам я гиляком не был. И я не знал, что они чувствовали, когда их называли гиляками.

Одним из первых русских, пришедших на Вайду, был православный священник-миссионер Иннокентий. Так писал дед Митяй.

Местный шаман, которого по одной версии звали Фунтиком, по другой – Итызаном, объяснил сородичам, что в пришедшей беде виноват русский поп. Он принес в стойбище белую воду – молоко. А белая вода позвала за собой в гости такой же белый лед…

Тут, как на грех, умер ребенок – маленькая девочка. Шаман объяснил: гилячка-младенец умерла от того, что мать ее поила коровьим молоком. Пить молоко гилякам никакой возможности нет. Они должны пить свежую медвежью кровь, когда убивают молодого медведя на своем весеннем празднике, и есть сырую рыбу. Приправляя ее нерпичьим жиром и посыпая диким луком. Или – черемшой. Лучше всего – без соли.

Все-таки, если верить Митяю, Фунтик не полюбил пришельца в рясе.

Своего конкурента.

Разгневанные нивхи сбросили попа Иннокентия в свинцовые воды Амура с обрыва. Позже мыс назвали мысом Убиенного, а поселение русских – Иннокентьевкой. Шамана, по распоряжению городского урядника, из стойбища Вайды выгнали. Просто отселили в безлюдные места.

Я внимательно изучил лоцию Нижнего Амура, доставшуюся мне в наследство от отца, и у деревни Иннокентьевки обнаружил мыс Убиенного. В школе с нами учился Валерка Фунтик. Он с отцом, стариком нивхом – коса на затылке, жил за Шпилем, той самой скалой, у которой мы жгли костры, купались и ловили касаток.

Все нивхские дети по-прежнему жили на Вайде, или – в интернате, а Фунтики – в трех километрах от людей. Каждый день Валерка ходил на занятия в школу по льду Амура. А осенью и весной по тропе, бегущей со Шпиля в деревню. Получалось, что дед Митяй Исаев знал историческую правду. А отец Валерки был сыном того самого зловредного шамана Фунтика. Или – Итызана?

Я спросил деда Митяя:

– А Фунтик?! Почему именно Фунтик? У нивхов другие фамилии – Лотак, Пензгун, Кевин…

Митяй усмехнулся:

– Фунтик – еще куда ни шло! На Петровской косе, в заливе Счастья, живет гиляк по фамилии Чурка!

– А что он там делает, Чурка?

Дед строго посмотрел на меня:

– Он там охраняет то, что осталось от экспедиции адмирала Невельского!

Я подумал: «Уж не мичманом ли в той экспедиции служил сам дед Митяй?»

Исаевская версия происхождения странных фамилий нивхов была такой. Приехал из Николаевска урядник, с помощником-писарем. Нужно было переписать местное население Иннокентьевки и Вайды. К столу, установленному на галечной косе, один за другим подходили нивхи. Некоторые из них почти не говорили по-русски. Урядник спрашивал: «Как фамилия?» Абориген, сняв шляпу и низко кланяясь, начинал чего-то бормотать. «Да какая у него фамилия, – усмехался похмельный писарь, – чурка – он и есть чурка, ваше высокородие!» «Запиши – Чурка!» – командовал урядник, принимая от пожилого гиляка в дар туесок с красной икрой.


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
О! Как ты дерзок, Автандил!

Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


О горах да около

Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.