Жук золотой - [43]
На самом деле история с аккордеоном невеселая.
Она просто печальная, история с аккордеоном.
Погиб мой дружок Женька.
К тому времени он уже бросил институт. Он поступил после рабфака на исторический факультет. В то время в Хабаровском пединституте нас училось трое из одной деревни – Володя Олейников, Женя и я. Женя развелся с молодой женой, любовь у них случилась в строительном отряде, и вернулся в деревню. У них уже был маленький ребенок. Сын.
Женька пил страшно. Запирался в доме и пил.
Однажды на спор он выпил из горлышка бутылку «сучка» в туалете. Запрокинул голову и вылил, как в воронку, поллитровку мерзко пахнущей жидкости. Я видел картину сам.
Помочь ему я не мог. По законам того времени в помощи он не нуждался. Выпивание махом бутылки водки приравнивалось к подвигу. И совершить его мог только сильный человек.
Женька утер губы тыльной стороной ладони и попросил закурить.
По какой причине он начал пьянствовать, понять было невозможно. В деревне говорили, что из-за матери. Судачили, что она связалась с капитаном того самого сейнера, команду которого мы прогнали с танцев. Я не знаю, так ли происходило на самом деле.
Георгий Ефимович ушел из семьи. И тоже запил.
Женька погиб на глазах моей мамы.
Купил бутылку водки в сельпо и стал спускаться по крутой лестнице к Амуру. Упал, ударившись головой о бетонные, с выступающей грубой арматурой, ступеньки. Диагноз – перелом основания черепа. Через день он умер в больнице, не приходя в сознание.
Мама прислала мне телеграмму в Хабаровск, и я приехал на похороны.
Любые похороны тогда ассоциировались в моем сознании со смертью отца. Мне – 12 лет. Иосиф, все на той же лодке с мотором Л-6, привез меня в порт Маго. Я иду за гробом, поставленным в кузове грузовика с открытыми бортами. Играет оркестр. Гроб утопает в осенних цветах – георгинах и гладиолусах. Отец умер в начале сентября, не дожив нескольких дней до дня своего рождения.
Он лежит в капитанском мундире. Руки сложены на груди. Желтые шевроны на рукавах. Вереница людей медленно поднимается по дороге в гору. Кладбище в Магинском порту расположено в сопках.
На самой вершине процессия останавливается, оркестр смолкает. И я слышу, как внизу, в изрезанной протоками бухте, начинают гудеть суда. Гудят тягачи-«жуки», маленькие катерки-лоцманы… Гудят даже океанские пузатые корабли – японские лесовозы «мару». Они приходили на Магинский Рейд за русской древесиной и гудели тоже как-то по-иностранному. Мы с Хусаинкой на спор по гудкам определяли тип судна, швартовавшегося в порту.
Корабли и суда прощались с капитаном. Моим отцом.
Могли так печально и грозно прощаться моряки с обыкновенным рулевым, по версии Лупейкина, умершим в море от перепоя?! Наверное, могли.
Потому что ведь все равно он был моряком.
Я наклонился над Женькиной могилой, чтобы бросить горсть земли. Уже стояла осень, день был дождливым, и мои ноги предательски скользнули по краю ямы.
Бабки-плакальщицы, обязательные на всяких похоронах, запричитали: «Ой, Кирилловна, плохая примета! Не жилец твой Санька…»
По деревенским поверьям, человек, неловко поскользнувшийся и упавший на похоронах в могилу, долго не задержится на белом свете.
Уйдет вслед за покойником.
В последний момент чья-то сильная рука ухватила меня за воротник куртки. Я оглянулся. Георгий Ефимович. Мой учитель пения. Женькин отец. Землистое, испитое лицо. И тот же запах яблок и мокрого снега.
Когда я вернулся в институт, меня ждала новость. Меня выгнали из общаги. За аморальное поведение.
Мои дружки-поэты устроили вечеринку, разодрались, как потом доказывали мне, «совершенно не по пьяни», и кто-то наиболее импульсивный метнул в противника тумбочку. Промахнулся, и тумбочка вылетела в окно с пятого этажа, грохнулась под окнами. В тумбочке был спрятан мой аккордеон-половинка, подарок Георгия Ефимовича. В нижнем отделении тумбочки он помещался легко. Желтые планки и белые клавиши разлетелись по асфальту. Ни у кого другого в общежитии такого аккордеона не было.
Я не стал ничего доказывать. Я знал, откуда пришел мне знак…
Я устроился дворником при театре музкомедии, и мне дали комнатуху в полуподвале барака. С первой зарплаты, по-моему, она была рублей шестьдесят, я купил в комиссионном магазине аккордеон. С двумя регистрами. Теперь поэты собирались у меня в коммуналке. Барак мы называли аулом. Или – Вороньей слободой. Там не было вредных бабок-вахтерш, ревностных хранительниц студенческой нравственности, и поэты свободно приводили с собой своих муз. В основном они были светлячками-филологинями.
Но, впрочем, тут начинается уже другая история.
Мне не вспомнить, что играл на аккордеоне Георгий Ефимович той страшной ночью, когда мы шли стенка на стенку.
Но кое-что сделать я еще успею.
Мне нужно найти Женькиного сына. Ему сейчас где-то за тридцать. Найти и подарить свой аккордеон. Такой же желтый и перламутровый, какой был у его деда.
Для меня же аккордеон, как и корабль моего отца, золотой.
Шаманка
– Рыбу с картошкой будешь?
Дед Митяй, шаркая старыми валенками с обрезанными голенищами по полу, принес тарелку с крупно отваренными кусками кеты и дымящейся картошкой, присыпанной сверху зеленым лучком.
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.