Жук золотой - [103]

Шрифт
Интервал

Разве она может нравиться нормальному человеку?

В Чечне, когда мы летели вдоль пересохшего русла реки Баас на встречу с будущим героем моего романа «Ангел мой» подполковником Октавианом Шрамом – я сохранил подлинное имя и фамилию главного героя, я понял, чем завораживает война. Возможностью поделить мир на черное и белое. На друзей и врагов. Предательство в жизни обычной окружает нас ежедневно. Оно всегда с полутонами. Мы запутались в предательствах. А на войне цена предательства – смерть.

1 сентября мы пошли в школу, и моя первая учительница по русскому языку и литературе Куликова задала сочинение на вольную тему. Что-то типа вечного «Как я провел этим летом?» Мама посоветовала мне правдиво описать то, что случилось с нами по дороге от Веселой Горки да райцентра. Я попробовал. Получилась полная школьная тетрадь. Если не ошибаюсь, 12 страниц. Куликова отправила тетрадку в Николаевск на конкурс школьных сочинений. Моя писанина заняла там какое-то место… Спустя несколько лет, уже в интернате, я написал сочинение на вольную тему. Оно называлось «Елизарыч». Про бывшего зека, врача-вредителя, с которым я проработал целое лето в геологическом отряде. Вот оно-то, совершенно точно, заняло второе место на Олимпиаде по литературе и русскому языку среди старшеклассников Нижнеамурья.

Когда я сегодня, по просьбе старшей внучки Юлии, задумываюсь о природе своего литераторства – впрочем, сильно не заморачиваясь, я отчетливо понимаю, что подвигла к нему меня моя мама, деревенская сказительница. Каким-то образом она поняла, что мне стоит попробовать складывать слова и переносить их на бумагу.

Мама к моей писанине и к первым публикациям в районной газете относилась прохладно. То есть никак. Не критиковала, но и никогда не хвалила. Сам я ведь тоже был не высокого мнения о своем сочинительстве. Я был «работящ». Как я уже, надеюсь – иронично, заметил.

Зато мама поощряла чтение. И любила спорить со мной. Нехватка аргументов в спорах подвигала меня к чтению критической литературы. Я достаточно рано узнал Белинского, неистового Виссариона. И Писарева Дмитрия, считавшегося третьим, после Чернышевского и Добролюбова, великим русским критиком-шестидесятником. Поразительным для меня было то, что Писарев умер в 27 лет. Он утонул в Рижском заливе.

В шкатулке, перевязанной васильковой тесьмой, я нашел письма отца с Шантарских островов и вырезки из газет. Мои стихи. Она внимательно следила за всеми публикациями. При жизни, я уже работал в центральной газете, она никогда не говорила мне, что ведет моё творческое досье. «Не надо заводить архива, над рукописями трястись». Написал Борис Пастернак. Я и не заводил. После переезда из Хабаровска в Москву куда-то затерялись все вырезки. Мои друзья по Афганистану собрались сделать мне подарок – выпустить сборник моих стихов к юбилею. Маленькая книжечка «Марго» вышла в Редакционно-издательском центре Министерства обороны. Из ранних стихов в сборник попали всего несколько. Тех, что я помнил наизусть. В моей библиотеке нет всех книг, которые я выпустил. Куда-то они деваются, пропадают бесследно. Я себя тешу надеждой, что книги уносят поклонники моего творчества. Смешно, конечно! Больше трех тысяч тиража у любой моей книги не было… А афганцам я читал свои стихи за стаканом водки в офицерском модуле, случалось, что и в блиндаже, и на броне танка. Командир десантников в Баграме очень любил слушать про любовь. Он-то и издал книжечку «Марго». 100 экземпляров.

На войне всегда любви не хватает.

Бабка Матрена, вредная баптистка и в прошлом тоже учительница, слушавшая мои россказни про бегущих от пожара зверей, сунула мне в руки толстую книгу. История Ноя, продолжателя человеческого рода, и его сыновей. На Ковчеге спасшихся от всемирного потопа. Вместе со зверями и птицами. Каждой твари – по паре. Ной вышел из Ковчега у гор Араратских, принес жертвоприношение животных всесожжением в благодарность за свое спасение. И заключил с Богом Завет. Бог пообещал вернуть миру прежний порядок и больше никогда не опустошать землю за вину людей.

Матрена сказала:

– Читай, умник! Здесь все уже написано.

Я задумался. Если с Богом заключен Завет, то почему же он вновь и вновь наказывает людей? Ведь пожары опустошают землю! Значит, люди по-прежнему грешат?! Но звери ведь не виноваты?!

Нужно было разбираться.

Позже оказалось, что моя бабушка была права. В жизни нет сюжетов, не описанных в Священном Писании. Когда я углубился в вопрос – я, повторюсь, был не по годам пытлив, то оказалось, что первая по времени созданная часть Библии была заимствована христианами из иудаизма и в оригинале называлась Танах. Танах состоит из 39 книг и имеет три отдела: Тора, Невиим, Ктувим. То есть Закон, Пророки и Писания. Вторая часть христианской Библии – Новый Завет. Состоит из 27 книг. Восемь авторов: Матфей, Марк, Лука, Иоанн, Петр, Павел, Иаков, Иуда…

А ведь еще к неканоническим (назидательным, но не богодухновенным) книгам, помещаемым в Славянскую Библию, Русская православная церковь относит 10 дополнительных книг Септаугинты: Вторая книга Ездры, Книга Товита, Книга Юдифи, Книга Премудрости Соломона, Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, Послание Иеремии… Перечислять дальше?! Там еще три Книги Маккавейских и Книга пророка Варуха.


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
О! Как ты дерзок, Автандил!

Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
После запятой

Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.


Убийство на Эммонс Авеню

Рассказ о безумии, охватившем одного писателя, который перевоплотился в своего героя, полностью утратив чувство реальности.


Считаные дни

Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».


Широкий угол

Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.


Украсть богача

Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.


Аллегро пастель

В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.