Жребий изгоев - [90]
Про то, как служил в акритах у базилевса, как стерёг Корсунь-город.
Про то, как приветил его новый наместник, Констант Склир.
Про то, как выспрашивал про Ростислава-князя, щурился недобро да вина в кубок подливал.
Про то, как ходили слухи по крепости средь солдат про коварство рода Склиров, про дружбу их с тайными ядами.
Про то, как недобро хохотал, воротясь из Тьмуторокани, Склир, как прямо на вымоле корсунском пророчил болезнь и смерть Ростиславлю.
Про то, как он, Мальга, бежал из Корсуня в Тьмуторокань, чая застать князя ещё живым, да буря не дозволила.
Слушая Мальгу, Славята прикрыл глаза, невольно вновь переживая прощальный пир Ростислава со Склиром.
Когда?!
Когда успел грек отравить князя, ведь всё время на глазах у людей был, а вино разливал княжий холоп-кравчий?
И тут же — словно вспышка у глаз! как молния средь ясного дня!
Как пили одну на двоих прощальную чару князь и грек!
Как грек, отпив половину, не сдержал чашу в руке и почти уронив, поймал её сверху, пальцами за края!
Умеючи так можно и яд в вино обронить. Малое зёрнышко совсем. Но и гадюка малую каплю яда в кровь пускает…
Мальга смолк, и гридни вновь зашумели — с угрозой.
И вновь глянул встревоженно Буслай Корнеич. Но пока что смолчал.
Кто-то гаркнул:
— На Корсунь! Грека — на кол!
Славята чуть усмехнулся — поздно. Так и сказал вслух.
— Поздно, братие, грека на кол сажать.
— Как это? — мрачно спросил Заруба. — На кол никогда не поздно посадить.
— Его народ в Корсуни камнями побил. Со страху, как прознали, что Ростислав Владимирич умер.
Славята переждал, пока гридни умолкнут, потом вновь сказал:
— Потому и говорю — надо нам решить, что дальше делать. Если стоять на прежнем, так надо из Вышгорода княжичей вызволять, орлят Ростиславлих. А если нет — так решать, к которому из князей подадимся, альбо уж в Тьмуторокани оставаться…
— Знать бы, чего Вышата надумал, — бросил Заруба задумчиво.
— Вышата с Пореем к Всеволоду Ярославичу подались, — махнул рукой старшой.
Гридни молчали — нелегко в таком деле первым сказать.
— Скажи ты, Славята, — вновь потребовал кто-то в нарушение обычая — первым должен говорить кто-нибудь из младших.
— Прежде надо узнать волю княгини, — сказал Заруба, и остальные с ним молча согласились — и впрямь!
Княгиня возникла в дверях молчаливая и неприступная, непредставимо тонкая в своих чёрных одеждах.
— Чего хочет от меня храбрая дружина моего мужа? — безучастно спросила Ланка.
— Это мы хотим спросить у тебя, госпожа княгиня, чего ты хочешь от нас, — ответил Славята, буравя её глазами. — Если скажешь нам княжичей из полона выручать — все по слову твоему пойдём!
— Тьмуторокань в руках удержать хотите? — вздохнула Ланка.
Гридни молчали.
— А дадут нам её удержать-то? — княгиня криво усмехнулась. — Вон сидит Буслай Корнеич, спросите его, что тьмутороканская господа порешила про стол здешний.
К Буслаю оборотились все враз, боярин сбрусвянел, поднялся, комкая в руках бобровую шапку.
— На столе тьмутороканском теперь достоит сидеть Глебу Святославичу, — выдавил он, наконец.
— Как?! — ахнул Заруба и смолк, утишённый одним движением Славятиной руки.
— А не ты ли, Буслае, вместе с Колояром-тысяцким приезжал во Владимир князя нашего на стол звать? — вкрадчиво спросил Славята. Отбросил со лба назад седеющий чупрун и глянул на Буслая Корнеича страшным взглядом. — А теперь что же?
— Ростислава Владимирича нет, — твёрдо сказал боярин, не обращая внимания на возмущённое гудение. — А Ростиславичам на тьмутороканский стол нашего добра нет.
— Да почему же?! — отчаянно выкрикнул Заруба.
— А понеже это — война, — уже совсем спокойно пояснил Буслай. — И с Русью… и с Царьградом — враз. Что от Тьмуторокани-то останется?
Он нахлобучил на голову шапку, коротко поклонился княгине и вышел за дверь.
— Вот так, дружино, — горько ответила Ланка. — И детей моих в Вышгороде сгубят, не дожидаясь, пока вы до них доберётесь. Нет уж. Заберу сыновей и уеду.
Дверь за княгиней давно затворилось, стихли и её невесомые шаги в переходе, а гридни всё молчали.
Смеркалось.
Над степью стыл вечер.
Известно, тут, на Дону, зимы совсем не те, что в Северной Руси, в Новгороде там, альбо даже и в Смоленске. А всё же и на Дону не Тьмуторокань и не Шемаха.
Холодный ветер пронзительно летел над степью, выметая редкий снег с увалов и нагоняя в яры. Зима выдалась малоснежная и потому особенно холодная.
Шепель поёжился, закутался плотнее в суконную свиту и толкнул коня каблуками сапог — надо было поторопиться, не ровён час, застанет ночь в степи. Не сказать, чтобы парень боялся ночевать один в зимней степи — разное приходилось на долю Шепеля и до службы Ростиславу Владимиричу. Однако же приятного мало — это к северу лес тебя прикроет от ветра, а костёр обогреет. В степи укрыться можно только в яру альбо балке, а костёр и вовсе развести не из чего — одна полынь да будылья.
Да и негоже ему сегодня в степи ночевать — с утра надо обязательно дома быть, в Звонком Ручье — сам ватаман обещал приехать.
Шепель грустно усмехнулся, вспоминая, как он воротился с Волыни.
Родные встретили Шепеля охами да ахами, расспрашивали про княжью службу: что да как. Парень отмалчивался, мрачно усмехался. Отец поглядывал чуть удивлённо, но что-то понимал, про что-то догадывался. И тоже молчал.
Миновало двенадцать лет после гибели Святослава Игоревича, а воевода Волчий Хвост до сих пор терзается несуществующей виной. Князь Владимир овладел всей Русью, но нет покоя в стране — окраины недовольны, все вокруг плетут заговоры. И когда заговорщики решают найти меч князя Святослава, выкованный в кузне богов, друзья молодости, ветераны войн Князя-Барса, сходятся меч к мечу.
После гибели Ростислава Владимирича Всеслав Чародей продолжает борьбу с Ярославичами. Война стремительно втягивает в свою орбиту всё новые земли, и, наконец, в битве на Немиге Ярославичи и Всеслав сходятся лицом к лицу…
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.