Жмых - [41]

Однажды я, не выдержав, пожаловалась Престесу: «Не могу так больше… Они меня просто за человека не считают!». «Ну, что вы… никто не хотел вас обидеть…» — начал было полковник, но Ольга, стоявшая рядом и слышавшая наш разговор, перебила. «Просто вы из другой среды, Джованна — из среды паразитов: хищных, властолюбивых, алчных, лишённых всякого понятия о чести и совести, — её хлёсткие несправедливые слова вонзались в меня, как удары бича. — Ваш класс, как смердящая гнойная язва на теле человечества, — прогнил до мозга костей. Любой порядочный человек с отвращением отвернётся от представителя вашей проклятой, ненавистной породы». «Да что вы знаете обо мне! — сорвалась я, чувствуя как меня начала колотить нервная дрожь. — Кто вы такая, что берётесь меня судить?! Не приведи бог никому пережить то, через что пришлось пройти мне!.. Что такое нищета — я знаю лучше, чем кто бы то ни был. И не из книжек, которые вы на досуге почитываете. Не вам, доченьке богатых родителей, меня поучать!.. Как вас всех тут корчит и распирает от чванства и гордыни, когда вы вспоминаете, как „порвали со своим классом и посвятили себя освобождению народа“… Когда у тебя куча денег, можно, конечно, позволить себе и такое приключение. Хотелось бы только на вас посмотреть, если б вам действительно пришлось голодать…». «Замолчи, Джованна! — Антонио с силой встряхнул меня за плечо. — Как ты смеешь разговаривать в таком тоне с донной Ольгой?!». «О! Ещё один борец за свободу народа! — рассмеялась я. — Только знаешь что, мой милый, прежде, чем рассуждать о спасении тружеников в мировом масштабе, не мешало бы для начала вспомнить о собственном ребёнке, подыхающем от голода…» — отшвырнув салфетку, я выскочила из-за стола…

Единственным моим прибежищем стал банк. Но и там я не чувствовала покоя. Весь день я безуспешно старалась сосредоточиться на работе, а мысли свербил вопрос — за что мне всё это? Разве я мало страдала? Разве невзгод, которые выпали на мою долю, было недостаточно? Мне с таким трудом удалось встать на ноги — и ради чего? Чтобы в один прекрасный день у ворот дома появились некто и всё, о чём я мечтала, что так долго и напряжённо создавала, поливая кровью, потом и слезами, разрушили?.. Какие непредсказуемые игры устраивает судьба! Ты вкалываешь, как проклятая, во всём себе отказывая, строишь по кирпичику своё маленькое государство, а в это самое время, на другом конце света, какие-то неведомые личности точат секиру для твоей шеи, да ещё и пытаются выдать сие злодеяние за всеобщее благо…

Вместе с угасающим днём я ощутила сиротливую зябкость сумерек. Возвращаться туда, где тебя никто не ждал, не было никакого желания. Я поехала вдоль Авениды Атлантики[75], сонно потягивающейся под синим бархатным покровом, расшитым золотыми мерцающими созвездиями. Хотелось добраться до крутого, заросшего густым зелёным лесом склона горы Корковаду[76], с вершины которого над Рио простирались благословляющие руки Христа-Искупителя[77]. Но чем настойчивей я приближалась к нему, тем бледнее и неуловимее становился его силуэт, уткнувшийся в сползающую с неба непроницаемую молочную пену, — Бог уклонялся от встречи со мной…

…Подъезжая к дому, я не увидела света ни в одном окне. Поднявшись в спальню, я несколько минут постояла в темноте, прижавшись спиной к двери. Когда зажгла свет, невольно вскрикнула — напротив меня, положив ногу на ногу, вальяжно откинув голову, горделиво восседал в кресле Отец Гуга.

— Что вы здесь делаете? — замешательство превратило мой голос в лепет.

— Жду вас, — улыбнулся он.

За всё время нашего знакомства мне так и не удалось расщёлкать этот орешек: я нимало не сомневалась, что на его душе не один тяжкий грех, также у меня было подозрение, что передо мной — беглый каторжник, скрывающийся в Новом Свете если не от правосудия, то от мести своих дружков-бандитов. Но это были одни лишь предположения. Он, между тем, своим поведением всё время пытался убедить окружающих, что он эдакий хрестоматийный плут из комедий Бомарше: хитроватый, но не всегда предприимчивый прохиндей. Но я-то знала ему цену! Матёрый волчище рядился в шкуру шакала.

В сегодняшнем его облике было что-то, вызывающее безотчётную тревогу. Кажется, я скоро увижу долго скрываемый оскал.

— Что вам нужно? — я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно.

Угодливо распахнутая коробка:

— Сигарету?

— Вы явились сюда лишь затем, чтобы оказать мне эту маленькую любезность?

— Почему бы мне не быть любезным с красивой женщиной?

— О! Это что-то новенькое… Но я слишком хорошо вас знаю, мой дорогой, чтобы поверить, что вы пришли за мной поволочиться…

— Почему бы нет? Во всяком случае, я никогда от этого не зарекался.

— Ближе к делу, — перебила я.

— Как вы нетерпеливы, сударыня… Есть вещи, где спешка ни к чему…

— Скоро придёт Антонио, я не хочу, чтобы он вас здесь увидел.

— В самом деле? А мне казалось, в последнее время он ночует в мастерской… Впрочем, меня это не касается.

— Вот именно.

Он протянул мне свёрнутую в трубочку газету.

— Что это? — растерянно развернув её, я тут же спотыкнулась взглядом о незнакомые мне иностранные буквы. — На каком это языке? — со всех сторон грозно надвигались неизвестные малоприятные личности: один, в костюме и шляпе, замахивался на меня кулаком с трибуны, другой — сверлил маленькими узкими буравчиками из-под круглых стёкол пенсне, третий, призывно вскинув руку, зазывал на стройку… — Что такое вы мне подсунули? Где вы взяли эту газету?