Жмых - [39]

Шрифт
Интервал

В четырнадцать лет она порвала с отцом и ушла из дома. «Мне не удалось переубедить его встать на путь революционной борьбы. Он так и остался недалёким конформистом и соглашателем», — жёстко чеканя каждое слово, пояснила Ольга. Решив жить своим трудом, она бросила школу и устроилась работать в книжный магазин. А параллельно с этим — сходки под пение «Интернационала», чтение взахлёб «Манифеста Коммунистической партии», вступление в Комсомол. «В те годы организация подергалась гонениям со стороны властей, и открыто носить значок с серпом и молотом отваживались очень немногие — это было поступком», — полковник Престес не скрывал своего восхищения женой. А я с горечью подумала: «Так вот, оказывается, какой нужно было быть, чтобы тебе понравиться…».


…Перебравшись из Мюнхена в Берлин, Ольга встретила первую любовь — немецкого коммуниста Отто Брауна[73]. И началась «счастливая семейная идиллия»: жизнь по чужим документам, частая смена квартир, тюрьмы, допросы, угрозы следователей… Об этом времени, сопряжённом с риском и смертельной опасностью, Ольга вспоминала так, как если бы это было увеселительной прогулкой. Как-то раз, за обедом, она поведала историю, от которой я потом целый день ходила сама не своя. Точнее, меня взволновала не столько история, сколько впечатление, которое она произвела на Антонио.

— Однажды полиции всё же удалось сцапать Отто. Ему грозило двадцать лет тюрьмы! — изящно расправляясь серебряным ножом с бифштексом, проговорила Ольга.

Антонио восхищённо присвистнул: он глядел на неё во все глаза.

— Так много? — изумилась я. — Неужели, в Европе могут осудить человека на двадцать лет только за то, что он состоит в оппозиционной партии?

— Ну… Отто предъявили обвинение в шпионаже… — уклончиво отвечала Ольга.

Переглянувшись с ней, Престес поспешно добавил:

— Ложное, разумеется…

— Да, конечно, дело было сфабриковано… — немедленно подтвердила Ольга. — Процесс готовился в Моабитском суде. Подсудимых доставляли туда из тюрьмы по подземному ходу…

— Это, кажется, в Берлине?.. — торопливо вставил Антонио.

«Дурачок, старается показать свою осведомлённость… — мелькнуло у меня в голове. — Престеса это, похоже, забавляет».

— Да, мрачное местечко. Славится тем, что оттуда никто никогда не бежал… — женщина обвела присутствующих за столом лукавым взглядом и заговорчески подмигнула. — Но не построен ещё такой застенок, из которого при желании нельзя было бы удрать!

Полковник, улыбнувшись, поднёс к губам её руку.

— Я и семеро моих товарищей явились на заседание под видом студентов-юристов. Мы даже папочки с собой захватили для отвода глаз! А я очки нацепила на кончик носа — такой важною дамочкой сразу стала! — покосившись на меня, Ольга прыснула от смеха.

Вслед за ней расхохотался Антонио. Я видела, как Престес, сделав строгие глаза, толкнул его локтем в бок. Но и сам он не сумел сдержать улыбки.

Я почувствовала, как в кожу до боли впивается оправа перстня.

— За день до этого мы заранее изучили все коридоры, лестницы и неохраняемые выходы из здания, — нервные тонкие пальцы молниеносно сооружали на скатерти баррикады из посуды, салфеток и столовых приборов. — Перед началом процесса я попросила судью дать возможность поговорить с Отто, которого во всеуслышание объявила своим женихом. Меня без всяких проволочек пропустили к переговорной камере… — блестящие розовые ноготки под Ольгино цоканье прошагали по рукояти вилки мимо пузатой перечницы и ткнули солонку. — Видимо, ищейкам хотелось подслушать разговор и добыть дополнительные улики, — оторвав от виноградной грозди брызжущую соком ягоду, рассказчица ловким движением отправила её в рот. — Я, попросив у судьи разрешения угостить жениха вкусненьким, достала из сумочки апельсин…

Антонио тут же разыскал на блюде с фруктами апельсин и с готовностью протянул Ольге.

— Мерси, — кивнула она. — Это было условленным знаком!.. В ту же секунду мои товарищи выхватили пистолеты… — взяв фарфоровый соусник, женщина шутливо прицелилась.

— Осторожно, прольёшь на платье, — предупредил Престес, но поздно: длинная пурпурная капля уже ползла по её груди.

Антонио услужливо передал ей салфетку, но она, увлечённая своим повествованием, не обратила никакого внимания ни на него, ни на испорченное платье. Он, как завороженный, следил за сползающей каплей. С каждой секундой его щёки краснели и вскоре стали совсем пунцовыми…

— Нападение было настолько внезапным, что охрана даже не попыталась задержать нас: мы беспрепятственно покинули здание суда и увели с собой Отто…

— Браво, донна Ольга! — захлопал Антонио. — Я восхищён вашей находчивостью и бесстрашием!

За этим преувеличенным восторгом мне увиделась не слишком искусная попытка оправиться от смущения.

— После нашего побега целая свора полицейских несколько месяцев прочёсывала столицу и её окрестности. Но мы оставили их с носом!

— В это трудно поверить, но фотографии моей жены и её товарищей показывали перед началом сеанса в кинотеатрах, — сказал Престес. — А зрители, видя их на экране, вставали и аплодировали…

— Вот это да! — воскликнул потрясённый Антонио.

— Это, в самом деле, здорово!.. — подхватила Ольга. — Особенно, если учитывать, что многие знали нас в лицо, многим было известно, где мы скрываемся.


Рекомендуем почитать
Семья Машбер

От издателяРоман «Семья Машбер» написан в традиции литературной эпопеи. Дер Нистер прослеживает судьбу большой семьи, вплетая нить повествования в исторический контекст. Это дает писателю возможность рассказать о жизни самых разных слоев общества — от нищих и голодных бродяг до крупных банкиров и предпринимателей, от ремесленников до хитрых ростовщиков, от тюремных заключенных до хасидов. Непростые, изломанные судьбы персонажей романа — трагический отзвук сложного исторического периода, в котором укоренен творческий путь Дер Нистера.


Бог в стране варваров

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Красный день календаря

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почему не идет рождественский дед?

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


Сведения о состоянии печати в каменном веке

Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.


Продаются щенки

Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.


Долгая нота (От Острова и к Острову)

«Долгая нота» Даниэля Орлова — одновременно и семейная сага, и городской роман. Действие охватывает период от окончания войны до наших дней, рассказывая о судьбах русской женщины Татьяны и ее детей. Герои произведения — это современники нынешних сорокалетних и сверстники их родителей, проживающих свои вроде бы обыкновенные жизни как часть истории страны… Началом координат всех трех сюжетных линий романа стал Большой Соловецкий остров.


Подробности мелких чувств

Галина Щербакова, как всегда, верна своей теме — она пишет о любви. Реальной или выдуманной — не так уж и важно. Главное — что она была или будет. В наше далеко не сентиментальное время именно чувства и умение пережить их до конца, до полной самоотдачи, являются неким залогом сохранности человеческой души. Галину Щербакову интересуют все нюансы переживаний своих героинь — будь то «воительница» и прирожденная авантюристка Лилия из нового романа «Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом» или просто плывущая по течению жизни, но каким то странным образом влияющая на судьбы всех мужчин, попадающихся на ее пути, Нора («Актриса и милиционер»)


Ожидание Соломеи

Изящная, утонченная, изысканная повесть с небольшой налетом мистицизма, который только к месту. Качественная современная проза отечественной выделки. Фантастико-лирический оптимизм, мобильные западные формы романов, хрупкий мир и психологически неожиданная цепь событий сделали произведения Дмитрия Липскерова самым модным чтением последних лет.


Последний сон разума

Роман Дмитрия Липскерова «Последний сон разума» как всегда ярок и необычен. Причудливая фантазия писателя делает знакомый и привычный мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом обличье, летать по воздуху или превратиться в дерево…Но сквозь все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочитывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу автора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жестокими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравственных уродов.