Жлобские хроники - [13]

Так мы и поступили.

— Ну и что? Что ты мне скажешь про дважды убиенного Болтуна? — поинтересовался я, когда птица была поймана и мы начали спуск к Логову.

— Пока ничего. Помолчи и дай мне подумать.

Честно говоря мне тоже необходимо было подумать и решить, что делать дальше. Получалось так, что я в то утро дважды пролетел. Ну, во первых, остался без соли счастья, а во-вторых пообещал Марицу Танцующему с Огнем. Ни то и ни другое меня не устраивало никак. И вот почему.

Хм, Марица, дорогая, совсем в горле пересохло. Принеси мне водицы, любовь моя. Только, пожалуйста, из дальнего ручья, я только оттуда и пью.

Как это, с каких это пор? Да всегда. Иди, иди, ненаглядная моя.

Ушла… Слушайте быстрее, пока не вернулась!

Утром того злополучного дня Марица подловила меня у Зала Совета, и смущенно опустив глаза, произнесла: “Сегодня вечером зайду посмотреть на твоих бук. Посмотрим, насколько они у тебя хороши.”

Я улыбнулся, пообещал все приготовить и быстро удалился, чтобы своей счастливой физиономией не спугнуть ее. Плод созрел, сосучка размокла, я победил. Еще ни одна пигалица не уходила из моей норы, образно говоря, живой. Но с Марицей был особый случай и для полной победы мне требовалась соль. Я побежал в свою нору, перерыл там все вверх дном, но ничего не нашел. Полежав на лежанке и поковырявшись в носу — верный способ! — я вспомнил, что давным-давно отдал Болтуну на пару дней целых три куска соли счастья, и понял, что спасен. Легко подпрыгнув — было бы желание — я побежал к торопыге за должком.

“Ха, Скок, неужели ты, столь известный танцор, не можешь обработать какую-то там пигалицу без соли счастья?” — спросите вы меня и будете совершенно правы. Какую-нибудь могу. Подойду, взгляну в глаза, коснусь ее руки и мужественно скажу: “Вчера увидел тебя на Водопаде, и старое защемило мне сердце. Помнишь ту ночь, когда мы танцевали до утра, а буки играли у наших ног? С тех пор как ты ушла, я больше не слышал их смеха.” “Там были буки?” — удивленно спросит она. “Навести маленьких сироток, так скучающих по тебе,” — шепну я, прижму пигалицу к стене, глубоко с шумом вдохну ее запах и затуманю глаза. Ну, а с учетом того, что по опросам нашего Копающегося в мозгах я давно и прочно занимаю первое место в списке самых желанных мужчин Семьи, я вообще ничего этого могу не делать, достаточно просто подойти и сказать: “Сегодня вечером в моей норе”. Но ведь может и гордая попасться. На следующий день прийти. Потом разбирайся с ними двумя. Не люблю бабских скандалов, особенно, если обе замужем.

А вот с Марицей случился облом. Еще три месяца назад она была обыкновенной задрипанной пигалицей и у меня до нее все руки не доходили. Неожиданно для всех она вошла в личную свиту Старика. То ли папа ее ввернул туда, а он у нее не простой, то ли мама удачно станцевала для Старика — не знаю. Да меня это и не тронуло нисколько. Вошла в свиту, и вошла. Мало, что ли, пигалиц у Старика. Да и должность у Марицы была не велика. Вытирательница ног. Подумаешь. Вдруг через месяц одна из пигалиц, не помню какая, танцуя для меня, вдруг произнесла: ”Представляешь, эта страшная Марица уже подает еду для Старика” — “Ну, захотелось нашему главе молоденького тела”, - отмахнулся я и думать забыл о ней. Еще через месяц, занимая свое место в Зале Совета, я увидел Марицу. Она здорово изменилась за это время. Взгляд, осанка, мордокрас, красивое ухоженное платье, одним словом, расцвела. Но не это поразило меня. Обычное дело, когда пигалицы, попав в умелые руки, стремительно хорошеют и радуют глаз. Поразило меня другое. Она привела в зал Совета дедушку Рэммериха, а после заседания увела его. Это вам уже не лапы Старику мыть. Иной уровень.

В тот же вечер я подвалил к ней и поведал о плачевном состоянии моих бук, чахнущих без женской руки. В ответ она отодвинула меня в сторону, сообщила о неотложных делах и ушла. “Так, это, ты что, не придешь?” — спросил я, но ее красивая спина ничего не ответила и гордо удалилась. Я очень тяжело переживал свой первый на моей памяти облом и даже проверил сразу на трех пигалицах подряд, все ли со мной в порядке. Проверив и успокоившись, я крепко задумался о Марице и о себе. “Ну ее,” — в конце концов решил я, — “не хочет для меня танцевать, и не надо. Я тоже гордый. Иногда. Пусть себе Стариком наслаждается”. Решил так и больше не вспоминал о столь важной пигалице. Но неделю назад, увидев ее в Зале Совета, я, честно сказать, обалдел. Она еще больше похорошела, но это в женщинах не главное и не сильно тронуло меня. Представьте себе, Марица сидела рядом со Стариком, следила за реакцией членов Совета и что-то там себе царапала.

Жгучая зависть к Старику накатила на меня. В том, что она танцевала для главы Семьи, я нисколько не сомневался. Это было ясно с самого начала, как только она поползла наверх. Но скорость, с какой Марица не поползла, а поскакала по служебной лестнице, была просто неприличной. Значит, либо она была очень умной, что я отмел сразу же, так как однажды разговаривал с ней, либо, что скорее всего, она танцевала так, что у Старика крыша поехала, и он ее, женщину, сделал Смотрящей за Советом! Тьфу, какая гадость. Что с мужиками бабы делают. А сколько, их, мужиков из-за баб сгорело!