Жлобские хроники - [14]

Собрав все свое воображение в кулак и поднеся его к глазам, я внимательно изучил получившееся. Вышла фига. Мое воображение даже в кошмарных снах не сталкивалось с такой ситуацией, чтобы мне отказывали, и я, поковыряв в носу и почесав голову, решил положиться на обстоятельства, но в любом случае действовать тоньше и сложнее. Одним словом, идея танца с Марицей овладела мной целиком и полностью. Я заболел ею. Именно это я начал говорить всем знакомым пигалицам, интересующимся здоровьем моих бук. “С ними все в порядке, а я вот что-то приболел”, - жаловался я, — “стал весь мягкий какой-то и совсем танцевать не могу”. Пигалицы пугались и бежали провериться к знахаркам, а я целую неделю терпел отсутствие их ласк. После того злополучного заседания я перехватил Марицу у норы дедушки Рэммериха и улыбнулся ей.

— Ты так забавно разглядывал свою фигу, ковырялся в носу и чесался, — сообщила она мне.

Я немного засмущался и пробормотал:

— О, я еще и не такое могу, это так, ерунда, — и прочистив горло, сказал — Я вообще-то посоветоваться к тебе подошел.

Не выпуская инициативу из рук, я поведал Марице о якобы давно вынашиваемой мной идее создания фермы по выращиванию бук. Пресекая удивленные возгласы, я торопливо рассказал о значительных достижениях в области дрессировки этих забавных животных и неоценимой помощи обученных бук в повседневной жизнедеятельности человека. Я предложил поставлять наших с ней бук в другие семьи и обменивать их на всяческие полезные вещи, недоступные людям Водопада. Вещая всю эту белиберду, я тихонько прикалывался сам над собой. Да кому они нужны, эти буки? Их в каждой заброшенной пещере пруд пруди.

“…сторожевая бука, бука-землекоп, бука для удовольствий. Да, кстати, у меня таких целых три. Заходи, подарю….”

С ума сойти. Скок — фермер, воспитатель бук. В какой-то момент, решив, что могу зайти слишком далеко и стану совсем похож на идиота, я замолчал и вопросительно взглянул на Марицу. Она закрыла рот, сглотнула слюну, засунула свои глаза обратно и спросила:

— И что, вот так, выстроившись крестом, они могут еще и ходить?

— Пойдем, покажу, — я галантно указал в сторону своей норы.

— Увы, увы, — горестно вздохнула Марица и печально посмотрев мне в глаза, тихо произнесла, — никак не могу, я сегодня вечером занята.

Она сказала это так, так…что я все понял без объяснений. Она бы и рада, давно мечтает, все что угодно, но… Но не свободна она, не свободна. Этот старый засранец совсем заездил бедную девочку. Нужно время, чтобы хоть на вечер освободиться от него. И я решил ждать.

Каждый день я придумывал ей все новые и новые фантастические способности бук, расширял горизонты их применения и увеличивал размеры ожидаемой прибыли от моей затеи. По молчаливому согласию, мы стали играть в исключительно деловые отношения. Каждый раз я настойчиво предлагал ей зайти ко мне и самой убедиться в чудесных свойствах бук, но Марица, ссылаясь на занятость, отказывалась. Пару раз за разговорами я как бы случайно приводил ее к своей норе, но в последний момент она вырывалась, говорила, прости, и удалялась. Я с нетерпением ждал, когда же ей наконец опротивеют мои рассказы о буках и она, вновь услышав о них, прошипит: “Ну пошли, пошли, посмотрим на них”, и потащит меня в нору. И вот на шестой день так и произошло. Ну почти так. Я встретил ее вечером, выходящей из Зала Совета, поздоровался и, как обычно, начал давить:

— Представляешь, что я еще придумал? Если взять буку и…

— Погоди, Скок, — перебила меня Марица, — ну что мы все о буках, да о буках. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— О чем?

— Ну, о чем бы ты хотел?

— Дай тему, и я начну.

— Ну, Скок.

— Давай о тебе.

— Обо мне?

— Ну да, о тебе. Ты у нас такая важная пигалица, что я даже робею перед тобой. Круто, наверное, быть Следящей за Советом, да?

Она печально посмотрела на меня, хлюпнула носом. И заговорила:

— Ты не представляешь себе, как это тяжело. Я и не догадывалась, как переменятся ко мне окружающие, едва Старик заметит мои способности. Я всегда думала, что в Совет и в Свиту входят самые лучшие люди Семьи, а на деле? Сидит такая бабища и ни о чем кроме мужиков не думает. Я ей говорю, надо сделать то-то и то-то, а она мне: “Что ты, милочка, мельтешишь, будь спокойнее, все сделаем”, а сама за моей спиной шу-шу-шу, шу-шу-шу. Как будто я не знаю, что они обо мне говорят. В Свите одни дуры, Скок, интриганки, завистницы, стервы и… А ну их! Извини, что я на тебя выливаю эту грязь, но больше не могу, сил нет, плакать хочется. Старик видит, какая я умная, талантливая. “Что б я делал без тебя? — говорит — теперь и шагу ступить не могу. Не покидай меня, девочка моя”. А они слышат все это и бесятся, бесятся…

Говорила она долго. Только не подумайте, что это был монолог. Совсем нет. Диалог. Мы же разговаривали. Мои “Да-да”, “Угу”, “Ну, не плачь, дорогая”, “О боги, какие у тебя глаза”, “Может пойдем ко мне, там и дорасскажешь”, можете вставить сами, куда хотите. Я имею ввиду рассказ Марицы. Лично мне во всей ее исповеди понравилось лишь одно место. Мнение Старика о ней. “Теперь и шагу ступить не могу” — сказал он. Ну ничего себе она танцует. Старик-то, хоть и старик, но крепкий мужик-то с виду. Большой. А после Марицы и шагу ступить не может. После таких откровений я просто обязан был с ней станцевать. Под конец нашей прогулки на Водопад она разрыдалась, и я предложил ей пройтись в одну знакомую мне пещерку успокоиться и отдохнуть, но Марица отклонила эту идею, и попросила меня проводить ее домой. “Вот оно!” — облегченно вздохнул я, но у самой норы был жестоко обманут и отправлен восвояси.