Жизнь жизней - [5]

Шрифт
Интервал

Как успели исчезнуть мы все
в виртуальных своих пространствах?
только души —
струны живые —
звучат —
в пустоте
бестелесные
мы различаем друг друга…
Здесь значками изображаю я взгляд ^-^

«Пускали мыльные пузыри…»

Пускали мыльные пузыри…
И они колебались, клубились, росли,
а после лопнули все равно.
Нет, не надо — подумалось — счастья,
только немного участья,
откуда бы ни пришло.
Но счастье было уже внутри.

«Стук шарика о раму…»

Стук шарика о раму.
Ветер с моря
сегодня и всегда.
…Когда
пройдет сегодня
и вернется,
перечитаю это,
чтобы слышать
стук шарика о раму,
ветер с моря —
теперь уже всегда.

«Горстка камешков разноцветных…»

Горстка камешков разноцветных
мне осталась от этого сна,
где плыву я по Средиземному
морю.
                      …А вот уже и зима.
Что приснилось деревьям,
                                        встревоженным
ветром сильным в глуби двора?
Может, кажется им невозможным
то, что было еще вчера?

«Свет и тени, их переплетенье…»

Свет и тени, их переплетенье.
Огонек далек
в поле темном.
Легкое дорожное волненье,
голос томный.
Ско-ро-ско-ро-ско-ро-ско-ро,
спать ли, мчаться…
Только сном забудешься — пора
в слепенькое утро окунаться.
Колкий воздух, радости мурашки —
здравствуй!

«Маленький, весь деревянный город…»

Маленький, весь деревянный город
как разрумянивается на холод!
Нежной зарею горит,
искрится снегом,
и над домами его дымы
как лесенки в небо…
Здесь, на краю света.

«Я живу от себя далеко…»

Я живу от себя далеко,
не слышу себя.
вот и нет стихов.

«Ну да, мороз. Стала прошлой и эта осень…»

Ну да, мороз. Стала прошлой и эта осень.
Дней других не помнят ни тело уже, ни мозг.
Вытянешь неостывшее впечатленье
                                                                 за хвостик,
а оно — нырк. И сразу в сугроб.
В зиму я возвращаюсь, словно к себе домой.
Лето блеснуло — праздник. У праздника нет
                                                                хеппи-энда.
В сумерках ранних и впереди и за мной
тени в движенье и отсвет трепещущего
                                                                    момента.

«И свет нахлынувший, и снег подмокший…»

И свет нахлынувший, и снег подмокший,
как быстрорастворимый рафинад,
и предсказанье долгожданной встречи
с весной, уже пустившейся в дорогу
и выславшей вперед своих гонцов —
пустые облачка и воздух верткий, —
все это дарит день тебе сейчас.
Но ты идешь, не поднимая глаз.

«соки жизни…»

соки жизни
                в человеке
как в березе
                или дубе
когда не о чем
                     и нечем
шевельнутся еще
                           губы
может быть
                мольба
                      получится
может
       стоит
             жить и мучиться

«Январские морозы…»

Январские морозы.
Февральские метели.
И тихий март. И слезы.
Сосульки да капели.
Счет дней идет на вёсны.
Лета считает лето.
Угоры да откосы.
Уж осень. Жизнь распета.

ЯВНОСТЬ

«Простое счастье есть …»

Простое счастье есть —
проснуться утром,
нырнуть под купол неба
и втянуть
сырой и острый воздух.
Побежать
троллейбусу вдогонку
и успеть,
ликуя: вот и первая удача.
И пусть, как прочие, и этот день
скрипуче-вечную запустит карусель.

«Когда нашу нежность…»

Когда нашу нежность
засыплет песок забвенья,
когда не узнаю
глухой хрипловатый голос,
а сказанных слов
и следа не оставит память —
по ее прихоти
я и тогда не забуду
имя случайное
дома, где мы повстречались,
и тупичок переулка,
тот дом приютивший.

«так просто хотело жить…»

так просто хотело жить
так просто хотело петь
где-то бродит
брови хмурит
уйти не может
невозможное

«не пиши стихов …»

не пиши стихов —
просто так живи:
счастья краткий миг
в этот миг лови.
ЩАСТЬЕ только ЩАС!
Что идет в запас —
с первых дней горчит…

«Уходит единственный миг…»

Уходит единственный миг
(а кажется, их будет много).
Уходит единственный миг,
стремительно — не удержать.
Уходит единственный миг…
И ты, как дитя-несмышленыш,
уже невнимательно смотришь,
игрушками занят в углу.

«Холодом скован зеленый мир…»

Холодом скован зеленый мир.
Лист не слетает — а сделался ржавый.
Так иногда в нас прошедшее спит.
Не отлетает. Уже не болит.
Мертвый не мертвый, живой не живой,
будешь укрыт милосердной зимой,
манной небесной осыпан…
И, успокоенный, повремени,
сон безмятежный до утра храни.

«Мы были люди тогда…»

Мы были люди тогда,
а стали птицы.
Мы были юны
и пели чужие песни.
Теперь я могла бы
к тебе невзначай приблизиться,
имя твое повторить…
Фьюить!

Снимок

Из всех сохраненных моей памятью лиц только для одного нет фотографического двойника, и именно его я помню отчетливо. Остальные, уносимые вихрем жизни, поначалу были многажды рассматриваемы на снимках, и запоминались уже изображения их, отчего всегда хочется достать альбом, чтобы вспомнить.

И только одного путника из прошлых жизней я вижу въявь — незагорелое лицо с пухлыми губами и пунцовыми щеками (действительно было больное сердце?), слегка будто согбенная высокая юношеская фигура, когда, как сейчас, он идет прогулочным шагом вдоль запомнившейся почему-то пустой залитой солнцем улицы — и еще вижу свой взгляд из окна второго этажа нашей школы…

Да-да, не себя, себя-то я никогда не вижу — вглядываясь в зеркало, где некто нос к носу скрытно-неподвижно гримасничает, или на фотографиях — каждый раз другая, но которая из них я?