Жизнь за грезы, или Околдованная женщина - [99]

Шла она быстро, не обращала ни на кого внимания, будто боялась опоздать на какое-то важное деловое свидание, обещающее ей успех в намеченных делах. Душа Джины пела, и она вспомнила стихи И.С. Тургенева: «Прошедшему, мой друг, предаться не страшись...»

«Да-а-а, — вдруг протяжно сказала про себя Джина... — Мы, хоть на миг, друг другу руки дали, мы, хоть на миг, с тобой сошлись».

Какое видение жизни было у писателя? Какая предусмотрительность и предубежденность? Как же точно он определял повороты жизни, подумала Джина и тут же сказала себе: «Вот сегодня я впервые по-настоящему предаюсь прошлому и очень рада этому».

Разостлав на теплом камне плед, Джина улеглась на животе. Приняла свою обычную позу и, смотря на проходящие вдали роскошные белоснежные лайнеры с туристами, как-то по-особому задумалась над той жизнью, которая сложилась у нее.

Она внимательно и долго смотрела на перстень и играющий всеми цветами радуги в нем камень, о чем-то думала; потом отрывала свой взор от перстня и направляла его куда-то вдаль, — туда, куда идут эти туристические лайнеры. Она сопровождала их своим взором, пока они не скроются за горизонтом.

Потом она, после глубокого и тяжелого вздоха, еще раз посмотрела на перстень и опять свой взор и мысли обращала в морские дали, — туда, где ей был подарен этот удивительной красоты перстень.

Опять вздохнула и надолго погрузилась в свои грезы. На ее чело находили грусть и какие-то непонятные страдания. Она страдала... Но никогда и никому не поведала о своих страданиях. Так и остались тайной для всех ее мечты, ее душевные муки. Она жила, работала и развлекалась, но что-то тайное, скрытое от посторонних людей, даже от самого близкого ей человека — Рахима, оставалось в ее душе, в ее измученном думами и страданиями сердце...

Но вот какие-то чарующие и завораживающие ее невидимые сигналы — и непонятно, кем они посылались, — отвлекли ее от насущных и житейских проблем и, как всегда, опять возвратили ее к мечтам. Причем сегодня эти мечты казались ей настолько реальными и действительно жизненными, что Джина в своем сознании приняла все за реальную действительность. Ей казалось, что тот, о ком она всегда мечтала, находится здесь, рядом с нею, смотрит на нее и молчит. А она услышала какие-то очень знакомые аккорды музыки и закрыла глаза. Стала засыпать под эту будто звучащую и убаюкивающую мелодию.

Под теплыми и ласковыми лучами южного солнца и под влиянием запахов тропических растений она оказалась в каком-то полусне. Она перестала думать. Она перестала мечтать. Грезы куда-то ушли. Ей стало так хорошо и приятно, а сердце так сладко сжималось, и вся она находилась под влиянием какой-то потусторонней силы. Силы, которую нельзя побороть; да ей и самой не хотелось сопротивляться и противиться тому, что или кто воздействует на нее.

В каком-то полусонном забытьи она видела перед собою свою мечту. Эта мечта ловила ее руки, пыталась схватить ее и заключить в объятья, но Джина как-то ухитрялась ускользнуть и не позволяла поймать себя. Но вот она почувствовала, что уклоняться не надо, и протянула свою руку навстречу. Но вместо желанного ощущения теплоты дорогого ей вожделения Джина ощутила что-то холодное и неприятно скользкое. Она отдернула протянутую руку, и чары, владевшие ею, мгновенно развеялись. Она открыла глаза и... не могла себе представить: перед нею было то чудовище, о котором гласила легенда!

Джина истерически закричала: «Спасите! Помогите, люди добрые!» Но кто спасет? Кто услышит этот зов? Если вокруг нет ни одной живой человеческой души, которая могла бы прийти ей на помощь!

Она попыталась встать и, может быть, смогла бы броситься с утеса вниз. Но перед ее взором была огромная змея с широко раскрытою пастью, пытавшаяся поймать в пасть ее ноги. Джина опять вскрикнула и в ужасе продолжала звать на помощь. Ее истерический зов «помогите» никто не мог слышать: очень далеко от нее были те, кто смог бы оказать ей помощь.

Этот глас Джины о помощи слышал только один человек, но он никак не мог самостоятельно помочь несчастной жертве: слишком неравные были силы у мальчика-тайца и двенадцатиметровой змеи. Но он, мальчик-таец, не оставил без внимания зов о помощи. Он медленно, совсем не заметно для змеи, вылез из своего, если можно так сказать, наблюдательного пункта и быстро побежал вниз, в портовую гавань, в полицейское отделение, чтобы сообщить о разыгравшейся на утесе необычной и страшной трагедии.

Вдруг Джина мгновенно вскочила на ноги и попятилась назад к самому обрыву утеса. Змеиная пасть была совсем рядом, у самого ее лица. Отступать было некуда и ждать какой-либо помощи было неоткуда и не от кого. Кругом ни одной живой души, кто бы мог оказать помощь.

Джина сообразила, что единственное спасение от страшного чудовища, ожившего из легенды, было — броситься с утеса вниз, в пропасть. Может быть, там, в зарослях, будет возможность каким-то чудом уцелеть. Она подпрыгнула и вытянула вперед руки, чтобы упасть на них или за что-нибудь зацепиться ими. Но в это же самое мгновение змея обхватила ее немощное тело, будто железными кольцами, и стала так сильно сжимать ими, что Джина задохнулась от боли и потеряла сознание. Когда же вернулось к ней сознание и она осознала, что происходит в реальности, ее ноги уже были в пасти чудовища и змея своими конвульсивными глотательными действиями продолжала заглатывать несчастную жертву в свою ненасытную утробу. Медленно. Очень медленно, но уверенно, сантиметр за сантиметром, чудовище заглатывало в утробу тело несчастной жертвы.