Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [73]

Во время моего посещения Иванова, он мне показал письмо, полученное из Нью Иорка от очень влиятельного лица (я забыл его имя), который просил его узнать о судьбе некоторых больших русских химиков и в особенности обо мне, интересуясь, главным образом, тем, имею ли я возможность продолжать мою научную работу и не могу ли я перебраться в Америку, где я мог бы получить очень хорошие условия для научных исследований. Как ни заманчиво было подобное предложение, но я на-отрез от него отказался, так как тогда еще не задумывался над подобным вопросом и искренно желал все свои силы и знания употребить для восстановления нашей химической промышленности, а также и для продолжения научных исследований в своей стране. Много лет спустя, когда

я однажды был в Нью Норке и посетил моего соотечественника И. И. Остромысленского, он мне подтвердил, что самая большая резиновая ф:ирма в Соед. Штатах очень была заинтересована о моей судьбе и очень бы хотела пригласить меня еще в 1920 году для исследовательских работ в их лаборатории.

Англия одной из первых признала советское правительство, сделав это из чисто коммерческих соображений, и Ллойд Джордж произнес свою знаменитую фразу о том, что «торговать можно и с людоедами». Поэтому Красин создал в Лондоне особую организацию, которая была названа «Аркос» (Англорусское общество) и предназначалась для коммерческих сделок между СССР и Англией. Это общество, которое впоследствии было заменено Торгпредством, в то время было очень солидной организацией, производившей миллионные операции. Во главе Аркоса стоял директор Соломон и правление, но к моему приезду в январе 1922 года произошла смена директоров, и вместо Соломона был назначен А. Квят-ковский, занимавший большой пост на Дальнем Востоке и зарекомендовавший себя с самой лучшей стороны, как дельный человек в коммерческих операциях. Когда я познакомился немного ближе с деятельностью Аркоса, то убедился, что набранная публика была мало опытна в делах и делала непростительные ошибки, причинявшие государству большие потери. Многие товары, например, лес, они продавали с большим убытком, а некоторый товар, в виду невозможности его продать ни по какой цене и во избежании платы за простой нагруженных судов, приходилось просто бросать в море; так было поступлено, насколько помнится, с туруханским графитом.

Чтобы исправить положение и был приглашен Квятсков- . ский. Узнав, что я в Лондоне, он захотел познакомиться со мной, как с членом правительства и как с человеком, который ведает химической промышленностью СССР; он приехал ко мне в Россель Отель, и мы отправились с ним завтракать в отель Савой; к завтраку был приглашен Фокин и еще один

г. Михайлов, не партийный, но об’явивший себя сочувствующим коммунистам и околачивавшийся около торгпредств различных стран. Квятковский, по своему наружному виду и по манере вести разговор, а также по размаху в заказе завтрака с дорогим шампанским, произвел на меня впечатление человека, имеющего привычки, присущие прежним дельцам дореволюционного периода. Я не могу судить, какую пользу принес он СССР, будучи директором Аркоса, но через некоторое время я услыхал, что он смещен с этой должности, арестован и предан суду и должен был отбывать наказание в тюрьме, но впоследствии был оправдан. Всю эту историю я слышал от инженера Ю. А. Горожан, который был личным секретарем и приятелем Красина и большую часть времени, когда Красин был нашим полпредом в Англии, он жил в Лондоне, а потому знал всю жизнь Аркоса. Горожан сказал мне, что Квятковский был порядочным человеком, все денежные операции проводил с ведома Наркомвнешторга, и хотя имел деньги на своем личном текущем счету, но делал это исключительно по деловым соображениям. Горожан защищал Квятковского перед ГПУ и очень порицал тех лиц, которые обвиняли его во взяточничестве и присвоении казенных денег.

Но в Аркосе, который насчитывал не одну сотню служащих, были, конечно, и деловые люди старого воспитания, которые своим опытом, несомненно, приносили пользу вновь образованному коммунистическому предприятию. Один из таких людей был инженер Лев Борисович Рабинович, окончивший Киевский Политехнический Институт, ученик проф. Тихвинского по химической технологии. До революции он проживал заграницей, большей частью в Англии, и был призван Красиным в качестве заведующего всем Нефтяным Отделом Аркоса. Это был один из самых главных отделов, так как продажа нефти и продуктов из нее добываемых представляла один из важных продуктов экспорта.

Так как меня и Фокина очень интересовал вопрос о сухой перегонке сланцев, имеющихся у нас в значительных количествах, то нам пришлось ближе познакомиться с Л. Б. Рабиновичем, и он организовал нашу поездку в Шотландию для осмотра заводов, перерабатывающих сланцы в газолин, парафин и другие масла. Залежи сланцев находятся недалеко от Эдинбурга, и мы отправились туда вчетвером (Рабинович, Горожан, Фокин и я), заручившись заранее согласием компании, разрабатывающей эти сланцы, на ознакомление со всем производством. Ехали мы днем и имели отдельное купэ 1-го класса, где могли свободно обсуждать интересующие нас вопросы. Из разнообразных тем, которые мы подвергли обсуждению, одна врезалась в мою память, — и я считаю очень уместным во всех подробностях вспомнить об этой части нашего разговора.