Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [9]

Из других учителей хорошее воспоминание оставили преподаватель истории Апполон Николаевич Поливанов, два брата Вернер — учителя немецкого языка и преподаватель математики Петр Павлович Протопопов, у которого я также слушал лекции по механике в Александровском Военном Училище. Кроме того не могу не вспомнить добром преподавателя естествознания Н. В. Сорокина, который сумел нас заинтересовать этим предметом, и летом во время вакансий мы собирали коллекции растений, насекомых и даже приготовляли черепа некоторых животных.

Самое неприятное воспоминание осталось у меня о преподавателе русского языка и словесности Мих. Вас. Световидове. Он был моим преподавателем 4 года, можно, пожалуй, сказать, что если бы его совсем не было, а кто-нибудь задавал бы уроки «отсюда досюда», то пользы было не меньше. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь дал хотя бы одну надлежащую характеристику той или другой эпохи в истории русской словесности или понятно определил бы значение выдающихся корифеев нашей литературы. Это был в полном смысле бесцветный человек, не могущий возбудить интереса к такому крайне важному и вполне доступному для нашего тогдашнего миросозерцания предмету. Достаточно указать, каким было его отношение к классным и внеклассным сочинениям, для того, чтобы определить влияние на нас подобного преподавателя. Темы наших сочинений обоего рода были самые обыкновенные, и цель их, конечно, заключалась в том, чтобы ученик мог бы научиться понятно и правильно излагать свои мысли. С другой стороны, цель внеклассных сочинений заключалась также и в том, чтобы ученик мог бы ознакомиться с литературой и извлечь из нее необходимый для сочинения материал. Но вы будете удивлены, если я скажу, что я никогда не получал обратно представленных сочинений и потому никогда не мог узнать, в чем заключаются недостатки и ошибки моих письменных работ. И это относилось не только ко мне, но и ко всем моим товарищам. Однажды я не выдержал и обратился к нему во время урока с просьбой возвратить мне одно внеклассное сочинение, над которым я много трудился дома и даже получил помощь со стороны моего дяди Мити. Насколько я помню, тема этого сочинения была: «Быт русских царей». Мне было интересно узнать, почему я имел по своим сочинениям очень плохую отметку 7. Он был очень недоволен моей просьбой, ничего не ответил, сочинения не возвратил, а на выпускном экзамене оценил мое сочинение тоже 7-ю баллами.

В общем я могу сказать, что в 3-й Военной гимназии половина состава преподавателей была подобрана вполне удовлетворительно; что же касается прохождения курса, то для меня оно не представляло никаких трудностей, хотя я и не отличался выдающимися способностями. Я должен заметить, что я не был очень прилежным учеником и хотя по вечерам приготовлял заданные уроки, но не очень тщательно. Наибольшую леность я проявлял в 4-м и 5-м классах и перешел в 6-й класс по аттестационному списку 23 или 25 из 35 учеников нашего класса. Необходимо иметь в виду, что я был по возрасту самым младшим в своем классе и по умственному развитию также уступал своим товарищам.

Не могу не отметить странного психологического состояния, в котором я тогда находился, — состояния, несомненно, обусловленного теми религиозными верованиями, которые были навеяны мне всем укладом моего воспитания. Влияние моей матери, женщины несомненно передовых взглядов, прекратилось, когда мне было 10 лет. В доме за хозяйку осталась приглашенная в качестве гувернантки Анна Васильевна Мазанова (урожденная Боброва), женщина, которая не пользовалась нашей любовью и уважением и которая совершенно не интересовалась ни нашим образованием, ни нашим правильным воспитанием. Отличаясь большим ханжеством, она внушала

Анна Л. Ипатьева, урожденная Глики (1847-1879)

нам такие религиозные предрассудки, которые должны были в юношеской душе породить совершенно нежелательные понятия о Боге и его проявлении в человеческой жизни на земле. Поддержанная в этом отношении отцом, который был очень религиозным человеком, она в сильной степени способствовала развитию в нас нездорового религиозного верования, которое должно было отражаться и на правильном развитии умственных способностей, и даже на результатах нашего учения. В подтверждение такого ненормального состояния моего бытия я могу привести один факт, который характеризует наше неправильное понимание значения религии в обыденной жизни. Я рос очень религиозным мальчиком, и был верующим человеком во все времена моей жизни. Я никогда не раскаивался, что основы религии были вложены в мою душу в детстве и в юности. Но под влиянием неправильных религиозных воззрений в моем сознании уживались такие предрассудки, которые были совершенно неприемлемы, как с точки зрения учения о Божестве, так и с моральной стороны. Может показаться даже смешным, чтобы мальчик в 12-13 лет, не приготовив уроков по лености, обращался к Богу с просьбой, чтобы учителя не вызывали его в классе для ответа. А между тем будучи в 5 классе, я и брат нарочно вставали пораньше, чтобы перед классом забежать в церковь (в Кудрине) для принесения указанной выше молитвы. Я уверен, что если бы жила мать и узнала это, она бы разъяснила всю нелепость такого отношения к Богу, и успехи мои в 5-м классе были бы гораздо лучше. Что касается духовного влияния преподавателя Закона Божия, отца Сахарова, который был с высшим духовным образованием (даже магистр богословия), то оно было скорее отрицательным, так как он не пользовался уважением воспитанников и формально относился к исполнению своих обязанностей.