Жизнь на грани - [40]

Глава 12

Ненависть делает то, что не может добро,

Ненависть строит дворцы и казематы,

Ненависть взрывает дома, остановки метро.

Ненависть. Не важно зачем, главное надо!

Леха Никонов – из песни «Ненависть»

1

Игнорирование проблемы не означает ее разрешения. Как раз наоборот, иллюзии – это самое страшное, что у нас есть, и пребывание в них может обойтись очень дорого.

Натерпевшись от мужчин, в которых она разочаровалась, Вика нашла спасение для себя и своего ребенка в клоповничке на Вознесенском. О взаимоотношениях с мужиками она рассказывала Паше: «Самое страшное, что никогда не знаешь, когда он тебя предаст» и «Если он тебя бросает, то после этого остается пустота, которую ничем не заполнить».

Вика отдавала всю себя своей девочке и впахивала как проклятая на трех работах, чтобы обеспечить ребенка всем необходимым для успешной учебы в школе. Больше всего она волновалась за свою дочурку, так что неудивительно, что она позволяла себе стелиться под Алевтину Эдуардовну, редко будучи недовольна ею – на словах, а чаще всего – только в мыслях.

Начало дня не предвещало ничего плохого. Собрав ребенка в школу, Вика вновь улеглась спать. Дочка спешила на занятия с радостью, потому что после школы ее ждала в гости подруга, как это часто бывало по пятницам.

– Ну давай тогда, беги. Только аккуратно, а то скользко, – напутствовала мать, поправляя воротник у пальто ребенка.

– Конечно, конечно, а как же? Вечером увидимся. Пока! – бросила ей девочка и убежала.

Закрыв за дочкой дверь в комнату, Вика вновь заснула. Раз в месяц можно же позволить себе отдохнуть от работы, считала она.

Выспавшись, она пошла, извините за подробности, справить нужду. Чертыхнувшись, что потолок туалета опять протекает, она села на унитаз.

Дальше она услышала было смех Паши и Кристины, которые пришли домой с улицы и хлопнули дверью. А потом произошло кое-что живописное: потолок туалета просто-напросто обрушился на голову бедной женщины, обвалив тем самым шкафчик со всяким хозяйственным добром и расколов не только череп самопровозглашенной матери-одиночки, но и сам толчок. Так что если она и успела крикнуть, то никто ее в общем хаосе звуков не услышал.

– Да и потом, кому нужна эта дикарка, отчаянно пытавшаяся очеловечиться в цивилизованном обществе? – сыронизировал рассказчик, отвлекшись на аудиторию, представшую перед ним в неформальной обстановке. В каждой из острых сатирических шуток – доля правды, и он знал, что ее распознают. – Все это дело уместилось в десяток секунд, хотя вряд ли кто-то из жильцов всерьез думал это сосчитать, – обратился он вновь к студентам. Некоторые уже разбились на парочки и обнимались, мечтая о своем. Другие по-прежнему слушали. По стенкам бокалов с исчезающим янтарным пивом слезала пена. – Так или иначе, Паша и Кристина были первыми, кто увидел душераздирающую картину, открыв дверь туалета, – продолжил он.

Израненная соседка наших молодых людей лежала мертвой, перекинувшись спиной через треснувший, как больной кариесом зуб, унитаз. Один глаз, судя по всему, вытек, а ранее человеческое лицо, к сожалению, теперь напоминало больше в прямом смысле обезьянью морду. С потолка по стенам хлестала вода, которую нужно было категорически срочно перекрыть, иначе будет совсем плохо, ну и кровища растеклась по грязному кафелю, смешалась с бетонной пылью и бог знает чем еще.

Увидев все это, Павел впал в ступор. Но после того, как закричала Кристина, он мгновенно очнулся и отправил ее в комнату. Надо было что-то решать. Понимаете, наверное, его мысли, да? Они крутились вокруг одного: надо вызвать «скорую».

«По-хорошему так и надо поступить. Но мы живем тут нелегально. А не вызывать означает попасть в тюрьму», – лихорадочно соображал Павел.

– Пиздец! – матюгнулся он и, трясясь, как в похмелье, набрал номер Алевтины Эдуардовны. «Главное разговаривать с ней спокойно, – убеждал он себя, слушая гудки. – Сейчас решим, что делать с Викой, а потом, будь уверена, я доберусь до тебя. Тут уж будь уверена».

Наконец женщина взяла трубку и с неожиданным любопытством в голосе спросила:

– Павел, вы? Как дела?

– Дел-л-а? Вика умерла! – завизжал он в ответ. Контраст между ними был столь разителен, что он не смог сдержать эмоций.

– Что Вика?! Серьезно?! – недоумевала Алевтина Эдуардовна со звуком проносящегося поезда.

– Нет, бля, шучу! Тут в туалете потолок рухнул, все ей на голову. Вот мы с Кристиной только что домой зашли, и понеслась!

– Так, так, так. Погоди, счас подумаем… – говорила хозяйка, будто трактор, двигатель которого не хотел работать. Урчал, чтобы вновь заглохнуть.

Павел боялся, что она прекратит разговор и даже повесит случившееся на него. Типа, не туалет ее убил, а он, Паша.

– Думайте, думайте, – подгонял ее молодой человек, стараясь в шоке оценить происходящее. – Тут вода хлещет. Опять соседи заливают. Но то, что она мертва, это очевидно. Я вызываю «скорую».

– Нет, какая «скорая», погоди. Сейчас подъедет Палыч и все уладит. – Надо отдать должное Алевтине Эдуардовне, ее жесткость, природная или приобретенная, позволяла ей моментально принять решения. Не важно, сработают они или нет, но от одних ее слов сейчас Паше становилось легче.