Жизнь на двоих - [10]
Одеваюсь я еще быстрее, чем раздевалась до этого. И — бегом к душевым.
Вода шумит только в одной кабинке. И рядом никого нет. Поэтому — подхожу ближе, почти прижимаюсь ухом и слушаю. Ты там?
Вода шумит, просто — шумит вода. Это если не знать, кто там. Но я, внезапно обострившимся слухом … или не слухом… а, например, сердцем — оно умеет слышать, сердце?.. или еще чем-то… не знаю — чем… но! слышу. Сквозь шум льющейся воды — глухие, едва слышимые, отчаянные рыдания. Ноги подкашиваются. Банально — подкашиваются ноги от этих звуков, тихо сползаю по дверце вниз. И звуки — звуки становятся слышнее. Значит — ты сидишь на полу душевой и плачешь. Забилась в угол, обхватив себя руками, уткнувшись лицом в колени, капли воды барабанят по твоим мокрым волосам, по плечам. И плачешь. Рыдаешь. Ревешь. Ни одно из этих слов не способно передать, что я чувствую, слыша эти звуки. Не очень громкие — из-за воды и из-за того, что ты явно пытаешься хоть как-то сдержаться и не рыдать в голос. Но все равно — отчаянные, ибо они рвутся из самого сердца, и ты давишься ими, глотаешь эти рыдания, иногда переходя на хрип и какое-то жалобное поскуливание. Ты! Там! Сидишь на полу под лупящими сверху струями воды и скулишь от боли и отчаяния.
Лера, ты самая распоследняя жестокая и подлая тварь! Мерзкая сучка. В этот момент остро, до помутнения сознания ненавижу себя.
Как можно ТАК поступать с дорогим тебе человеком?! Как можно ТАК мучить близкого человека? Что она тебе сделала? В чем ее вина? Чтобы вот ТАК — целенаправленно и методично бить человека в больное для него место! В чем, объясни, чистая непорочная Лера, в чем ее вина? Кто ты такая, чтобы судить ее? Она ни разу — ни словом, ни поступком, — не причинила тебе вред. Кто поддерживал тебя последние два года? Кто был твоим лучшим другом, самой близкой подругой? Что бы она к тебе ни чувствовала, и как бы ты к этим ее чувствам ни относилась… Такое мое поведение оправдать нельзя. Ничем.
Худо. Очень худо. Такого эмоционального потрясения со знаком «минус» я не испытывала никогда до этого. Меня грызут, разрывают в клочья муки проснувшейся совести, подогреваемые твоими еле слышными рыданиями и тем, что я вдруг вспоминаю все то хорошее, что у нас было. А ведь было — сколько всего хорошего было.
Хочется забиться в угол, обнять себя руками — и рыдать с другой стороны от двери с тобой за компанию, пока не станет хоть немного легче.
Или дернуть на себя эту дверь посильнее, выломав на хер хлипкий шпингалет, и шагнуть к тебе, прямо под струи душа, упасть рядом на колени, обнять за плечи и шептать: «Прости меня… Прости». И рыдать, опять рыдать, пока не станет легче.
Но ни то, ни другое сделать нельзя. Абсолютно. Зато я вдруг неожиданно, учитывая мое совершенно разбитое состояние, холодно и отрешенно понимаю, что должна сейчас сделать. Помогая себе руками, встаю с пола на ватных ногах. Счастье, что никто так и не решил воспользоваться душем в эти минуты. Кончиками пальцев глажу дверь. И шепчу тихо: «Даря, ты там держись, ладно?». После — ухожу. Мне нужно позвонить.
— Антон, привет.
— Лерочка, привет. Я уже почти собрался. Заеду за тобой, как договаривались.
— Видишь ли, в чем дело…
— Лера!!! Только не говори мне, что передумала!
— Просто…
— Что — «просто»!? Лера, ну сколько можно! — Антон почти кричит в трубку.
Что ему сказать? Говорю первое, что приходит в голову:
— У меня месячные начались.
Пара непечатных слов. Молчание. Потом, с легким, еле слышным смешком:
— Ну, хорошо хоть, ты правильно понимаешь, зачем мы едем на дачу…
— Чего тут не понимать, — отвечаю. И про себя добавляю: «Вам всем одно нужно».
— Ну, раз так… — после паузы продолжает Антон, — если ты такая понятливая… тогда это не должно помешать нашим планам.
— В смысле? Ты не понял, наверное — у меня …
— Я все понял, — перебивает меня он, — ну и что? Поработаешь ртом. А я тебе потом… хм… отплачу… взаимной услугой. Когда тебе… можно будет.
Молчу. Рушатся последние иллюзии. Но мне почти не больно.
— Или… можно попробовать альтернативный… вход.
Вот тут не выдерживаю.
— Что?!
— Не пробовала? — Антон коротко хохотнул. — Вот и попробуем. Вдруг тебе понравится? Задница у тебя зачетная. А крем специальный я возьму, не бойся — больно не будет.
Мне с трудом верится, что ЭТО говорит Антон. Что вообще — этот диалог происходит на самом деле. Вспоминаю твои слова о том, что он жестокий. И о том, что ты там плачешь. А я тут трачу время на этого…
Понимаю, что уже какое-то время не слушаю, что там говорит Антон.
— Антон?
— Ну, наконец-то! Куда пропала? Говорю, говорю с тобой — а ты ноль реакций! К шести будешь готова?
— Я не поеду.
— Лерка, не дури! Ну, не хочешь в ж*пу давать — не надо. По-другому развлечемся.
— Я не поеду.
Теперь уже непечатное льется потоком. С Антона слетает лоск и воспитанность. «Дура» и «сучка» — это самое мягкое, что я могу привести здесь из всего сказанного им. Дождавшись паузы в потоке брани, говорю:
— Как я понимаю, мы больше не увидимся? Всего хорошего, Антон.
— Ты еще пожалеешь!!!
Он произносит это так злобно, что мне становится страшно.
— Собираешься мне отомстить? — спрашиваю осторожно.
Как только я ее увидел, она пробудила что-то глубоко во мне. Дикую потребность. Отчаянное желание. Она потеряна, одинока и нуждается в укрытии на время шторма. И я сделаю гораздо больше, чем согрею ее. Я ее заполучу. Некоторые считают, что не бывает никакого «долго и счастливо». Но сегодня все изменится. Я покажу ей, что я — больше, чем мужчина гор. Я — ее чудовище.
В современном мире так легко найти свою мечту, а еще легче ее упустить. Она - успешный рекламный продюсер, он - известный режиссер, которым она так восхищалась. Их жизни не должны были переплестись никогда, но он не дал ей шанса ускользнуть. Теперь она должна бороться не только за его любовь, но и за саму его жизнь и право быть с ним, когда сама судьба ополчается против них, отбирая последние силы, когда опускаются руки и хочется бросить все и вернуться назад в свой такой привычный мир. Сможет ли она пойти наперекор всему, во что она верила, и доказать, что она готова быть с ним?
В первый раз, когда я встретил её, мне захотелось ударить её. Во второй раз, я знал, что хочу её. А в третий раз, джентльмен промолчит. Так что думаю, хорошо, что я не джентльмен… верно? Давайте сразу же с этим разберёмся: я люблю женщин. Мне нравится, как они выглядят. То, как они пахнут. То, как они себя чувствуют. Особенно, как они себя чувствуют. И я поставил перед собой цель, отыметь всех женщин, которые разделяли со мной постель. Потом я встретил её. Сумасшедшая, как чёрт и совершенно не заинтересованная во мне.
Шестнадцатилетняя Сибилла оказывается в диких условиях – в прямом смысле! Частная школа, в которой она учится, отправляет учеников на природу. Целый семестр вдали от цивилизации – без мобильников, любимых книг и простых удобств. Такая жизнь кого хочешь доведет до истерики, а уж неуверенную в себе старшеклассницу, переживающую первую влюбленность, и подавно. Ситуация усложняется, когда в безумный, но знакомый мир Сибиллы врывается Лу. Новенькая не горит желанием играть по правилам стаи и с кем-то дружить.
Впервые переведенный на русский язык, роман английской писательницы Сары Александер стал заметным событием в литературном мире. Эта трогательная, глубокая и эмоциональная история понравится всем поклонникам книг «Пока я жива» Дженни Даунхем, «Небо повсюду» Дженди Нельсон и «Виноваты звезды» Джона Грина. Жизнь шестнадцатилетний Элси Мэйн рушится прямо на глазах. С тех пор как пять лет назад утонул ее брат Эдди, девушка старается понять, как же такое случилось – минуту назад она держала брата за руку, а в следующую он исчез.
Его зовут Ройал, но он вовсе не прекрасный принц. Он вообще к принцам отношения не имеет, хотя, наверное, можно сказать, что я когда-то любила его. Он лучший друг моего старшего брата. Пока мы росли, Ройал обедал у нас каждую субботу, беспощадно дразнил меня и делал вид, что я раздражаю его. Когда я стала достаточно взрослой, он пригласил меня на первое в моей жизни свидание. Ройал научил меня водить машину. Сопровождал на выпускной бал. Подарил мне мой первый поцелуй… среди всего прочего. С ним я испытала вкус первой, всепоглощающей и удивительной любви с бессонными ночами. Впереди у нас была целая жизнь.