Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [75]
В отчий дом Андрей вернулся только через 6 лет, обученный всему, что полагалось знать десятилетнему мальчику, то есть грамоте, началам арифметики, Закону Божьему и французскому языку, но без той безальтернативной ориентации на офицерскую карьеру, которую в соответствующем возрасте имели его старшие братья. Да и сам отчий дом к тому времени стал совсем другим. В нем не было любящей матушки, отчего Андрей вряд ли сильно страдал, так как помнил ее очень смутно, и громко звучал голос сожительницы отца Аграфены, что, мягко говоря, не вызывало у братьев восторга. Но зато дом Муравьевых на Большой Дмитровке, а летом их усадьба Осташево были заполнены слушателями училища колонновожатых, в том числе юношами из лучших дворянских семей. О такой компании мог только мечтать любой мальчишка. «Я до семнадцати лет был окружен самым блестящим обществом, не выходя из-под родного крова», – вспоминал А. Н. Муравьев впоследствии[228].
Андрею было 12, когда брат Михаил перебрался из Петербурга в Москву и начал работать преподавателем и помощником начальника училища колонновожатых. Следующие два с половиной года братья виделись почти ежедневно. В силу большой разницы в возрасте (10 лет) они не могли быть приятелями. К тому же брат Михаил был строг, его побаивались даже слушатели училища несколькими годами старше Андрея. Но авторитет старшего брата – героя, раненного на Бородинском поле, был для Андрея непререкаем. Михаил, со своей стороны, любил брата и находил в нем самые лучшие качества. Об этом мы узнаем из уже упоминавшегося нами письма Маши Мордвиновой к сестре Соне Корсаковой. Маша сообщает, что приехавший их навестить Миша Муравьев «про Андрюшу говорит, что он выше их всех, и очень его хвалит, прекрасно учится и прекрасных чувств, добр и откровенен»[229].
Как сын начальника и единственного спонсора училища колонновожатых Андрей мог посещать занятия, особо его интересовавшие либо специально рекомендованные ему отцом. Одновременно продолжались уроки с домашними учителями, приглашаемыми специально для него. Главным увлечением Андрея стала словесность, которую преподавал ему в отцовском доме один из приходящих учителей – Семен Раич.
Раич был сыном священника по фамилии Амфитеатров. Он окончил семинарию, но отказался принять сан, сменил фамилию и поступил в Московский университет на отделение нравственных и политических наук, зарабатывая себе на жизнь частными уроками. В свои 25 он был полиглотом, талантливым литературным переводчиком и педагогом. Именно ему А. Н. Муравьев приписывает заслугу обнаружения и поощрения своих поэтических способностей. Впрочем, у Раича учились и более одаренные поэты: одновременно с Андреем – Федор Тютчев, позже – Михаил Лермонтов. (Тютчев был родственником Муравьевых, а с Лермонтовым Андрей поддерживал отношения вплоть до отбытия того в кавказскую ссылку. Известен очень удачный портрет Андрея работы Лермонтова. Сухая пальмовая ветка, привезенная Андреем из Святой земли, вдохновила Михаила Юрьевича на известное стихотворение «Ветка Палестины». В 1837 году, опасаясь санкций за «Смерть поэта», Лермонтов просил Андрея похлопотать через его двоюродного брата Мордвинова, правой руки Бенкендорфа, о том, чтобы делу не был дан ход. Муравьев хлопотал, но хлопоты его оказались безрезультатными.)
Отец и брат Михаил не приветствовали литературные увлечения Андрея и настаивали на военной карьере. Он подчинился, но поэтических занятий и тем более поэтических планов и мечтаний, не оставил. В 1825 году Андрей в звании корнета отправился в Южную армию под присмотр старинного друга старших братьев Ивана Бурцова, на тот момент полковника и адъютанта главнокомандующего. Офицерскую службу в мирное время Андрей рассматривал как синекуру, оставляющую достаточно времени для поэтического творчества. В его голове роились проекты один грандиознее другого. Ему мечталось то создать эпическое произведение о библейском потопе, то описать в стихах всю историю России. Перейти от слов к делу его побудило знакомство с прекрасной и величественной природой Крыма, куда он попал по делам службы в 1825 году. Молодой поэт пишет серию стихотворений, которые составляют своего рода поэтический путеводитель по полуострову: «Кафа», «Алупка», «Корсунь», «Бахчисарай», «Мисхор», «Массандра», «Ялта» и другие. Добавив к этому собранию несколько баллад на исторические темы и романтических элегий, Андрей Муравьев отдает в типографию небольшой стихотворный сборник. Он-то и вышел в свет в 1827 году под названием «Таврида».
Общими чертами произведений, составивших эту книжку[230], являются масштабность тем, возвышенность стиля, обилие старославянизмов и небрежность собственно поэтической обработки стихов.
Но как бы то ни было, сборник стихов вышел в свет. О «Тавриде» стали говорить и писать, причем далеко не в хвалебных тонах. Особенно суров был Е. А. Баратынский. В начале своей рецензии он, правда, признавал, что «г-н Муравьев Поэт неопытный, но Поэт, и это главное». Но далее был беспощаден: «В поэме г-на Муравьева нет ни одной строфы, с начала до конца написанной истинно хорошими стихами… достоинство ее весьма невелико…» Заканчивает Евгений Абрамович свой разбор в холодном менторском стиле: «Надеемся, что г-н Муравьев в будущих своих сочинениях исполнит наши ожидания и порадует нас красотами, не затемненными столькими недостатками»
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)